Ноль - [9]

Ничего из того, за что я могла бы его ненавидеть.

Но ненавидеть стало традицией. Ненависть и презрение к этой семейке я впитала с первыми сказанными мне дедушкой и бабушкой словами, с их горем и скорбью, с тихой радостью, озарявшей их глаза в моменты, когда они смотрели в мои.

У меня с семейкой Урода свои счеты.

Пока мама пыталась привести в чувства бабушку и деда, а я сидела в Сашиной коляске под присмотром тети Оли, мой молодой и полный сил папочка, оставшийся в Городе, загулял. Из-за постигшего нас страшного горя мама и папа в конечном итоге развелись, и моя жизнь не сложилась так, как должна была сложиться.

Я могла бы быть вовсе не Соней. Мама никогда не хотела называть меня этим именем.

* * *

Нервный, вечно раздраженный Веник, похожий на маленькую злобную чихуахуа, швыряет мне под нос тетрадь с самостоятельной работой, и я медленно раскрываю ее. Предчувствие не обмануло: под задачами сияет досадный «трояк». Этот придурок Веня даже не принял во внимание мои прошлые заслуги… Алена с любопытством заглядывает за мою руку, и я тут же отгораживаюсь от нее локтем.

Я никчемная и глупая, сколько ни бейся и ни изображай из себя умницу. Пожалуй, ничего не стану рассказывать бабушке, а чертову тетрадь просто спрячу. А потом порву.

* * *

Шаркая по паркету массивными туфлями на платформе, патрулирую школу – мне постоянно нужно держать Урода в поле зрения, смотреть на него, не упускать из виду.

«Чтобы он никому не показал видео», – напоминаю себе о причинах подобного поведения.

Его нигде нет. Даже интересно, куда можно подеваться в нашем тесном храме науки?..

Хочется есть. Психанув, иду в столовку, но у раздаточного окна словно просыпаюсь – беру только томатный сок.

Я снова чувствую себя сильной – хожу с гордо поднятой головой и надменно улыбаюсь. Мне нравятся пустота в желудке, легкая горечь во рту и чувство превосходства над девочками, уминающими булочки с изюмом.

Мои метания по коридорам наконец вознаграждаются: на втором этаже Урод, засунув руки в карманы пиджака, с отсутствующим видом идет навстречу.

Я зажмуриваюсь. Но меня настигает Саша:

– Сонька! – орет он из-за спины. – Посторонись!

Он обгоняет меня, довольно сильно толкает Урода плечом и смывается. Явно не ожидавший подобного новичок отлетает к окну, свалив с подоконника и без того полуживой цветок в голубом плетеном горшке.

На грохот все оборачиваются, но никто не задерживает на упавшем ученике своего взгляда.

Непонятно, какая настройка сбилась во мне: для порядка завернув за угол, я останавливаюсь и затаив дыхание наблюдаю.

Урод опускается на колени, длинными пальцами сгребает землю с грязного пола, высыпает ее в цветочный горшок, водружает цветок обратно и задерживает над ним раскрытую ладонь «руки смерти». Я не могу пошевелиться до тех пор, пока не раздается лязг звонка. Урод ставит цветок на подоконник и быстро уходит.

* * *

Оставшиеся уроки тянулись медленно, сомнения зудели в душе – даже карандаш с треском переломился от нажима и закатился под парту, за что я удостоилась молчаливого осуждения русички.

Со звонком вылетаю в коридор и… в замешательстве разглядываю цветок, который еще утром был увядшим. Вижу ожившие сочные листья и проклюнувшийся бутон…

Двери опустевших кабинетов закрываются за последними вышедшими учениками. Урод, накинув пальто, вразвалочку направляется к пожарной лестнице. Собираюсь окликнуть его, но молчу – подружки Наташи, проходя мимо, подобострастно мне улыбаются.

Драгоценные секунды потеряны. Чертыхаясь, дергаю массивную дверь, и она, к удивлению, поддается, выбегаю вслед за Уродом на лестницу и, не сбавляя шага, кричу:

– Постой! Лебедев, стой! – Эхо отталкивается от обшарпанных стен и многократно усиливает мой голос.

Испачканная мелом спина замирает, ее обладатель обращает ко мне бледное лицо, угли черных глаз прожигают насквозь.

– Чего тебе? – хрипло спрашивает он и ухмыляется. Сердце уходит в пятки, я хватаюсь за перила.

– Цветок… тот цветок… зацвел! – Урод с недоумением смотрит на меня, и я понимаю, насколько глупо, должно быть, выгляжу.

– Ты больная? – интересуется он, и я пячусь назад. – Тебе срочно захотелось сообщить мне, что где-то зацвел какой-то цветок?

– Ты опрокинул его. Он был совсем сухой. А потом зацвел… – мямлю я. Урод раздражен так, что, кажется, может ударить.

Заметив мой испуг, он на миг закрывает глаза и устало вздыхает.

– Да, зацвел… Потому что на следующей перемене я его полил. Милосердие, детка… Хотя тут оно не в чести.

Он отступает на шаг, собирается уйти, и это повергает меня в ужас.

Он пошел на контакт… Нужно попробовать договориться, заручиться его молчанием.

В панике хватаю его за рукав и тут же отдергиваю руку.

– Слушай, то видео с пустыря… не мог бы ты его удалить? – Я игриво поднимаю бровь, но она дергается. – Пожалуйста…

– Ну уж нет! Это видео – гарантия, что ты со своим фан-клубом оставишь меня в покое! Мой билет в сказку, – грубо перебивает Урод и усмехается.

– А как насчет моих гарантий? – спрашиваю тихо. – Честно, зачем ты пришел в эту школу?

– Учиться. Это все. От тебя мне ничего не нужно, – быстро отвечает он.

От внезапной слабости подкашиваются колени – голодный обморок настигает меня в самый неподходящий момент. Я гляжу в темные глаза, и сознание размывается. Вероятно, нужно добавить в рацион больше калорийных продуктов… Стены шатаются и уплывают, а чудовищная дурнота подкатывает к голове. Я теряю равновесие, и последнее, что фиксирует зрение, – потрясающе реалистичный рисунок белых костей, проступивший поверх кожи на пальцах, крепко сжавших мою бледную руку.