Ноктюрн - [8]

Присев отдохнуть, Ард ностальгически припомнил, как восемь лет назад, проводя здесь выборочную перепроверку результатов хроносъемки, он в упоении скитался одиночным маршрутом по этим привораживающим взгляд сколам чужой жизни. То выбредал в современность, гомон и толчею, то нарочно заныривал в самые экзотические и беспросветные глушь, разор и молчание. Так отрешившийся от мира старьевщик роется в куче мусора — ничего не ищет, а просто наслаждается желанием разгребать и разглядывать только ему одному приоткрывающееся прошлое.

«Сидишь мечтаешь?» — встревоженно побеспокоил его мысли ЭкзИм. «А ты все подсматриваешь?» — не обиделся Ард, скорее, даже обрадовался невидимому собеседнику. — «Сейчас и ты насмотришься, — настораживаясь еще больше, пообещал тот. — Ой держись!»

И что-то неуловимо переменилось в пронизывающем пространство настроении, а потом, нарастая и накручиваясь, отрывистыми аккордами пошла какая-то иная временная тональность. Арда сорвало с места и понесло, или это понесло относительно него сорвавшуюся-таки под откос реальность?..

Контраст стремительно сменялся до болезненности рельефным контрастом: только что тут вольготно сибаритствовали — и уже побираются, ремесленничали и элегантно гурманили под тентами дорогих рестораций, — а через смелькнувший проулок уж хлебают угрюмым семейством кислый борщ в загаженном палисаднике. Зной даже за солнцем, хотя миг — и сразу сырая промозглость подворотни, придушенный взвизг, убегающие шаги и забористая ругань. Майки, шорты, панамы, длинноногие девицы поснимали лифчики из-под легкомысленных распашонок, чей-то рассерженный росчерк по тексту, и — лишенные фигур тетки гуртом попылили по воду, навздевав на себя убогого гардероба за все охально заголившееся женское племя… Изможденный актер в черном трико самовыражается пантомимой на заплеванном асфальте, жидкой публике не смешно.

«И вдруг…» — взвинченно предупредил ЭкзИм.

И вдруг на широком месте, среди перевернутых скамеек и непокрытых голов, заметались страсти. Зачем слушать, когда уверен, что истина существует в повелительном наклонении? Над кипящим людским озером полемика независимых ораторов, смещенная мегафонными акцентами в площадную брань. А которые в толпе и без мегафонов, орут и так, на кого ближе, разом, и кто во что горазд, словно взбесились. Арда затерли со всех сторон нервозными плечами и вспотевшими спинами.

— Несмотря! На всестороннюю освещенность! — рвал связки с груды баррикадных ящиков некто в разбитых очках. — Продолжают иметь место! Темные факты!

— Мы обязуемся чаще бывать на местах! — неслось с другого конца площади хорошо поставленным баритоном.

— Че за места такие?! — громко хихикнул истероид с лихорадочными движениями.

У правого уха убежденным баском:

— Как скажет — так соврет! «КоНСолидаторы»!..

Мазохистский пришип слева:

— Ща настоимся, пока войска подтянут.

Сзади ввязался какой-то умник и начал скандировать:

— Льго-оты-для-всех! Льго-оты-для-всех! Разогнать аптекарей!

Кто-то догадался брякнуть ему по голове зонтиком.

— Ох, че уж будет. Терпеть теперя будем, — заохала снизу давимая задами и поясницами бабулька, а ее востроносая товарка истово зашпыняла вокруг себя сухонькими кулачками: — И-иро-ды толстомясыи-и!

— Белены съела, старая! — развернулся локтями, зацепив Арда по скуле, что-то кричавший до этого через толпу рыжий верзила. — Кого терпеть будем?!

— Ой, свят, свят! Креста на те нету! — запричитала товарка.

— Какой на мне крест? Я сроду бусурманин! — наседал рыжий, топчась Арду по ногам.

— Глаза разуй, где ходишь! — наглотавшись висевшей в воздухе озлобленности, взвился на него Ард, получив еще и ощутимый тычок в спину за то, что попятился.

— Мыла! Мыла давай! Гы-гы! — без усилия покрыл мегафоны детина в вельвете и возбужденно хлопнул Арда по плечу: — Да, брат? За такую зарплату пусть они ее нам домой носят, гы-гы. Заждались вас в Бюро находок, Арольд Никандрович.

Ард рефлекторно дернулся.

— Стоять, холера! — прихватил его рыжий за другое плечо.

— Эй, Керя! — реванул детина кому-то впереди. — Кончай балаган! Дергани того с ящиков, пущай полетает!

— Ребята!! Ребята!! — взбурлила где-то свара, — «БИЧ» тута! «БИЧура» пододетая! Вали его!!

— Отстань! Пропади! Я представитель!

— Я те пропаду! Я тя так двину!..

— Вдарь ему! Вдарь!

— Не сметь! — Грохнул выстрел. Стрелял вельветтовый в воздух. — Назад!

— Филера!!

— Мочи гадов!!!

— А-а-а!..

— Солда-а!..

— Га-ады!..

— Солдаты!!!

Искаженное багровое лицо, вывернувшись у Арда из-под локтя, выдохнуло:

— Волонтеры!

Мощные струи водометов взрезали охнувшее тело толпы заранее спланированными секторами. В поле зрения Арда, как в пинком подброшенной кинокамере, по очереди мелькнули грязные облака по кровавому небу, звено пикирующих на город вертолетов, согнутый вопрос фонарного столба и вспышкой удара камень подскочившей к лицу мостовой.

На миг животный ужас скрутил взвывших людей в едино ненавидящий организм, но тут же разметал его на разрозненные безумия и, словно щепу к сточным канавам, понес их, задыхающихся от воды, в тупики перекрытых волонтерами улиц.

Арольд стоял, неудобно подперев задранными руками занозистую стену дровяного сарая, в длинной шеренге себе подобных, вымокших и поувеченных людей — крайним. Лбом в доски, спиной к произволу автоматчиков. Все чего-то ждали. Задержанные — грязные и обессиленные фигуры без лиц — с испугом, стерегущие их волонтеры — бравые парни в полувоенном — с равнодушием. Совсем-то и нестрашные: молодые, негрубые, открытый взгляд. Единственное, пожалуй, настораживало в их облике — одинаковая у всех голубая наколка на запястье правой руки: колокол в жирном обводе круга. Скверные ходили слухи про эту зловещую символику.