Ноктюрн - [6]

Обширный пустырь хозяйственного двора, захламленный досками, кабелями, проржавевшими бочками с надписью «яд», остов грузовика с вросшими в асфальт рессорами, в прорехе забора — шуршащая шинами улица. Ард тщательно запер за собой дверь, спрятал связку ключей под четвертой от угла бочкой, пролез сквозь забор, огляделся и небрежной походкой слоняющегося бездельника зашагал вниз по улице перекусить и промочить горло в какой-нибудь ранней пивной.

— Ты рехнулся, брат, какое пиво? Пойди вон воды из крана попей, — объяснили ему тетки-раздатчицы, гремя мятыми кастрюлями, содрали за вчерашний салат, а от рыбы с темной родословной он отказался сам. Вышел на пустующую веранду и, сгрузив с хромоногого стола увечные стулья, первый раз за столько-то времени присел в человеческой позе.

ЭкзИм вырос перед ним прямо из тарелки с салатом.

— Вовсе даже недурно, — произнес он, отсаживаясь на соседний стул. — Вы отлично соображаете в нештатных ситуациях.

— И это всё? — пережевывая дряблые огурцы, удивился Ард.

— Отчего же, я могу похвалить и шире. А что вы хотите услышать?

— А вот хочу услышать, что произойдет с хрономодулем «кабинет»? — хитро прищурился Арольд.

— О-о, — покачал головой ЭкзИм, — вопросы-то вы все задаете не по теме. Могу лишь сообщить, что в Книге Судеб это отдельная глава, так, по-моему, и называется: «Кабинет… не то 27… не то 28». Да, вообще, забыли б вы о своих модулях. — И тотчас, оказавшись близко-близко, осведомился вкрадчиво: — Листаем дальше? Еще пара страничек, и в городе начали происходить события.

В городе начали происходить события. Под старыми лозунгами теперь выступали новые герои, и дикторши с телеэкранов в портовых кафе зачитывали тексты их официальных сообщений с какими-то шкодливенькими ухмылочками, а репортажи с мест стали напоминать фронтовые сводки. На тротуарах и фасадах домов по ночам появлялись нарисованные краской призывы аполитичного содержания, в газетах же замелькало виляющее словосочетание «безответственные элементы», которое после введения комендантского часа мигом ужалось до короткого, как приговор, словечка «экстремисты». Дожди сделались редкостью, зато участились пожары, причем загадочно горел, главным образом, войсковой автотранспорт и, в основном, по ночам. Муниципальное Собрание самораспустилось, а всеми делами теперь заправляли старшие офицеры из Бюро Идеологической Чистоты и сугубо штатский Комитет Национального Согласия, прозванный портовыми шлюхами по каким-то своим профессиональным ассоциациям «КоНСоль». Ехидному народу термин понравился и был зачислен в разряд бранных, применимых к любому разговору — от политики до секса.

Ард загорел, обносился, оброс рыжеватой бородкой и жил, где придется. Правда, на побережье у него имелось несколько конспиративных шалашей, в которых, если лучшего не подворачивалось, он ночевал по очереди, но бессистемно. Долговременных знакомств не заводил, к происходящему приглядывался иронично. Грузчики в доках относились к нему снисходительно и иногда позволяли подзаработать. Кабацкая рвань уважала за постоянное наличие небольшой суммы денег и резко отрицательное отношение к представителям власти.

Весь день Ард без дела слонялся по усеянным отпускниками пляжам, с тоской ошивался у причалов с иностранными судами, пропадал в доках или пропахших тухлой рыбой пивных, а иной раз наведывался в город разнюхать обстановку и заночевать на даче у Самого. Сам остался не у дел, сидел сиднем, но, похоже, не бедствовал — пропивал нос в своей винной коллекции и ругал комитетчиков из «КоНСоли» за прогрессирующий идиотизм. «УХиМПи» его бесславно закрыли, документацию опечатали, а Самого едва не упекли под трибунал за сомнительные эксперименты над временем. Кстати, как он сознался, Арольд шел по той же статье, только в качестве главного пособника в преступных злоупотреблениях хрономатерией. Но пособник вовремя скрылся, вину за погибшие экипажи десантных модулей свалили на него, а старые связи ушли Самого на пенсию.

— Тоже мне, переворотчики бархатные! — костерил Сам нынешние власти. — Путчисты сопливые! Воды нет, жрать нечего, а спросить не с кого — рэ-эволюция! Так их в бога душу к едоене фене! Ни одного прохвоста на заборе не повесили! Чем они там заняты? «Коллективный Разум! Надо воспитывать Всенародное Сознание!» Это что, их сессии-собрания-проголосования — Коллективный Разум? Теперь вот еще Комитет этот хренов… Знаешь, что я тебе скажу, парень? — пьяно наклонялся он к Арольду, прижимая к щеке недопитый стакан. — Когда мне развозят про Коллективный Разум, у меня всегда улучшается настроение. Ха-ха — я уже смеюсь, я умираю со смеху. Коллективный Разум — это общественная уборная: сначала все изливают накопившееся, а после умывают руки.

Потом Сам икал, проливая мимо губ, допивал вино и начинал каяться перед Ардом, что в «БИЧарне» свалил все на него.

— А что было делать? — мямлил он. — Тут же под меня и свидетелей подшили. Наукой, дескать, не занимался, идейной линии не проводил, директивы-де, указания на техсовете огулом хаял, а еще, мол, по матушке оскорблял и глумился над ясными вещами. В общем, парень, показали мне небо в клетку и прочие прелести, тобой бот и откупился. Должник я твой, по гроб должник. Прости уж меня…