Ноктюрн - [71]

Антон снял ремень, опоясал им обломок, застегнул пряжку, просунул под нее руку и лег на спину. Действительно, так было легче. Волны баюкали Антона, как нежные, заботливые материнские руки. И он вспомнил свою мать, которую не видел уже много лет. Как-то ей живется в маленьком городке на берегу Гауи? Отец умер, она одна в своем домике на окраине среди огородов, дюжины яблонь и старой груши, весной сплошь усыпанной цветами, осенью сгибавшейся под тяжестью плодов. «Мама, милая мама, — думал Антон. — Не суди меня слишком строго за то, что не послушался тебя и, покинув тихий городок, бросился в бурлящий водоворот мировых событий. Я не мог иначе. Моя совесть, мои убеждения заставили выбрать этот путь, и потому я покинул тебя, потому я выбрал жизнь другую, чем ты сулила мне, куда более тревожную и горькую, а потому и прекрасную. Навряд ли ты поймешь это, и все же не сердись, мама. Я знаю, ты любишь меня, может, еще больше, чем прежде...»

Отогнав прочь раздумья, Антон, наконец, задремал. На рассвете над ним прошлась огромная волна. Он перевернулся на живот и долго отплевывался, жадно глоТая воздух. Капитан, одной рукой обхватив доску, упрямо продолжал грести. Лицо его стало землистым, черты в неярком утреннем свете казались резче, а глаза лихорадочно. блестели.

— Ночью проходило какое-то судно, — сообщил он. — Примерно в миле от нас. Ты не слышал, как я кричал?

— Нет, не слышал, — ответил Антон. — А чей был корабль?

— Наверное, союзников, — ответил капитан. — Видел только силуэт.

— Военный?

— Транспортник. Шел нашим курсом. Только на север. Скорее всего в какой-нибудь порт. Ирландского моря. Самый надежный путь. Ла-Манш закрыт.

— Надежный? — переспросил Антон.

— Еще бы! — невозмутимо отозвался капитан. — Если судно пускают на дно после пяти удачных рейсов, то это небольшая потеря для военных лет.

— А люди?

— Люди погибают и на фронте. Кроме того, моряки получают значительно больше денег, чем в мирное время. Если нас подберут союзники и мы вернемся в Англию, вы разбогатеете. Вам причитается не только зарплата, но еще особое вознаграждение, довольно кругленькая сумма. Несколько месяцев сможете жить припеваючи.

— Господин капитан, — произнес Антон, забыв о вчерашнем уговоре называть друг друга по именам, — не знаю, известно ли вам, но я уже несколько месяцев не получал ни шиллинга.

— Но аванс-то получили?

— Аванс! — воскликнул Антон. — Эти жалкие гроши!

— Поймите же, — начал объяснять капитан, — если б мы платили сразу, тогда матросов пришлось бы держать на цепи. Куда проще принудить выполнять свой гражданский долг, удерживая их жалованье. Иначе были бы хаос, анархия. Посмотрите, Антон! — неожиданно воскликнул капитан. — Поднимается туман. Будет дождь.

Действительно, море курилось.

— Воздух холоднее воды Гольфстрима, — сказал капитан, — потому образуется туман. Сегодня обязательно будет дождь.

— Вот было бы здорово!

— У вас есть жена? — ни с того ни с сего спросил капитан.

— Я холостяк, — ответил Антон.

— А сколько вам лет?

— Тридцать семь.

— Давно пора жениться. На морской службе холостяки распускаются. Они готовы пойти с первой попавшейся женщиной.

Антон рассердился.

— А по-моему, гораздо хуже пойти с первой попавшейся, имея дома жену.

— Как сказать, — возразил капитан. — У такого человека в сердце живет любовь. Он идет к другой лишь потому, что жена далеко. А это менее безнравственно.

— На мой взгляд, это во много раз безнравственней. Так вы принадлежите к последним?

— Я? — переспросил капитан и усмехнулся. — У меня дома чудесная жена и трое малышей. Я без ума от них и потому так рвусь домой. Для меня безразлично, кто будет править — Гитлер или Муссолини, — но я, конечно, предпочитаю жить в Норвегии.

— А для меня не безразлично, — сказал Антон.

— Это потому, что у вас нет семьи.

— Я оставил в Латвии мать.

— Мать! — недовольно буркнул капитан. — Некоторые матери похожи на кошек. Наплодят детей и бросят их на произвол судьбы.

— Ваша мать похожа на кошку?

— Пожалуй, — сказал капитан, энергично качнув взлохмаченной головой. — Я из Хаммерфеста, как и Паул Мунк. У него отец был простым рыбаком, а сам он, как видите, выбился в штурманы. Я же родился в семье рыботорговца. Отец мой был весельчак, мать суровая, строгая. Весь дом держала в руках. И когда я вздумал ее ослушаться — отказался стать торговцем, — она меня выставила из родного дома. Я тут же поступил в мореходную школу, отец тайком поддерживал меня деньгами и советами. Так я стал капитаном, а потом — судовладельцем.

— Ну, а теперь ваши семейные отношения наладились?

Капитан усмехнулся.

— Какое там наладились! Особенно с матерью.

— М-да, — задумчиво произнес Антон Вейш. — И все же она не похожа на кошку. Ведь она заботилась о вас.

— Заботилась! — процедил сквозь зубы капитан, и тут Антон понял, от кого Роберт Брун унаследовал властный, суровый характер. — Послушайся я ее тогда — остался бы на всю жизнь вонючим рыботорговцем. По сей день после удачных сделок распивал бы с рыбаками магарычи в каких-нибудь паршивых кабачках. Вас прельстила бы такая жизнь?

— Конечно, нет! Но уверяю вас, сейчас даже в паршивом кабачке вы бы себя чувствовали несравненно лучше.