Ноги в поле, голова на воле - [26]
— Отпусти мои косы! — голосила Вея и закручивала Илькино ухо.
— Отпусти мои уши! — отдувался Илька весь красный как рак.
— Сначала ты отпусти мои косы, а после я отпущу твои уши.
— Врешь, обманщица, ты меня проведешь! — пыхтел Илька. — Поклянись мне богом, солнцем и огнем, что отпустишь уши.
— Клянусь богом, солнцем и огнем, отпущу.
— Перекрестись! — требовал для верности новых заклинаний недоверчивый Илька.
— Вот тебе святой крест… — Не успела Вея перекреститься, как Илька вывернулся у нее из рук и, бросив на поле боя торбу и трубку, перемахнул через ограду и юркнул в близлежащий кустарник.
— Держи курильщика! — неслись за ним крики.
— Эй, прихвати свою трубку!
— Ой-ой-ой! Илька-килька в Япру уйдет!
Когда беглец скрылся из виду, мы сразу приуныли и погрустнели. Замолкли смех, громкие выкрики, прошло веселье. На опустевшем поле брани, подобно боевым доспехам поверженного воина, валялась Илькина торба с букварем да угасшая трубка, живо напоминая нам образы народного эпоса. И строчки героической песни тотчас же сложились в моем уме гимном во славу боевого оружия:
Первым подал голос Славко Араб. Он сказал, обращаясь ко мне:
— Эй, Браниша, забери трубку и торбу. Где-нибудь по дороге к дому твой Илька обязательно отыщется.
Едва дождавшись окончания уроков, я со всех ног помчался к Япре. Я был уверен, что мой дядька обнаружится где-то у воды, не являться же ему домой без торбы.
И вот брожу я над Япрой и зову вполголоса:
— Эй, Икан, а Икан, отзовись. Это я, Браниша!
Вдруг передо мной затрясся куст, и из него показалось что-то белое… Вот ветки раздвинулись, и — матерь божья — на меня вылупилась пустыми глазницами жуткая морда с оскалом огромных зубов. Я оледенел от ужаса, а чей-то вещий голос произнес:
— Стой, подошла твоя смерть.
Я и сам знал, что это смерть подошла, горло мое перехватило железным обручем, лишив меня голоса, ноги отказывались повиноваться, и я лишь безмолвно взирал на страшный призрак, а тот продолжал издеваться надо мной:
— Ага, попался? Где моя трубка?
И с этими словами мой дядька Ильяш вылез из куста с огромным лошадиным черепом на голове — было от чего лишиться разума со страха.
— Теперь я всем расскажу, как ты перетрусил. Не будешь сбегать от меня к бабке Ёке на целое воскресенье! — злорадно кривлялся Илька, придерживая обеими руками лошадиный череп на голове.
— Зато я расскажу, как Вея тебя за уши драла и трубку отняла — смог наконец проговорить я.
— Ничего она у меня не отняла. Просто я решил положить пока трубку на школьном дворе.
— Послушай, давай договоримся: ты про меня — молчок, и я про тебя — молчок.
— Давай, а кто обманет, пусть его черт унесет, пусть он ногу сломает… пусть потеряет и шапку, и нож!
— Воистину! — торжественно скрепил я это страшное заклинание, отлично сознавая, что лучше уж чтобы тебя трижды черт уволок, чем лишиться шапки и новехонького ножа, который тебе обещали купить как только продадут свинью и поросят! Даже страшно подумать об этом!
После заключенного перемирия мы на всякий случай припрятали конский череп в кусты и отправились домой. Встречая по дороге знакомых ребят, мы заговорщически переглядывались: ты меня не выдашь, я тебя не выдам! Ох, до чего же трудно хранить тайну: стиснешь зубы покрепче и заглатываешь обратно слова, а они так и рвутся соскользнуть с твоего языка.
Стараясь не проговориться, Илька от натуги так надулся, что я невольно проникся к нему почтением:
— Ну и важная же птица этот Илька. Видимо, он и правда мой дядюшка!
17
Я до сих пор стеснялся вам признаться, как напугал меня в первый день нашего пребывания в школе… заяц с картинки, висевшей на стене.
Сжавшись в комок на своей скамье, я озирался вокруг, словно мышь, высунувшаяся из норы. Как вдруг — хоп! — со стены на меня прыгнул невиданных размеров заяц с огромными ушами.
«Заяц!» — чуть было вслух не крикнул я, потрясенный величиной этого косого и воображая, будто я нахожусь где-то на пастбище в горах и пускаюсь вдогонку за выскочившим из кустов зверьком вслед за верным Рыжиком и пастухами.
Никогда в жизни не подпускал меня косой на такое близкое расстояние, а теперь со стены на меня громадными глазищами взирал какой-то заяц-гигант, словно бы укоряя и стыдя:
«Что, испугался! Легко тебе гоняться за зайцем, когда ты на него науськиваешь Рыжика и несешься наперегонки с пастухами, а сейчас небось у самого поджилки трясутся от страха?»
Теперь-то я могу признаться в том, что я пережил в тот первый школьный день. Ведь тогда я был совсем неопытный и неискушенный ученик. Но прошло немного времени, и я стал бывалым школьником и изучил свою школу от чердака до подвала. Ого! Каких только зверей не пришлось увидеть нам на картинках в первом классе начальной школы! Мы познакомились и со львом, и с верблюдом, и с крокодилом, и с другими представителями животного мира. И отныне мы с дядькой Иканом безбоязненно тыкали льва линейкой в нос, бестрепетно впивались в зрачки полосатому тигру, запросто окликали медведя и лишь змею не смели трогать. Змея и на картинке представляла опасность.
