Ночью на вокзале - [28]

Рамеш-гару обратился к собравшимся жителям деревни с горячей и убедительной речью, но результат был плачевный. Все помалкивали, переглядывались между собой, а на подписной лист смотрели как на гадкую гусеницу. Тут случилось нечто совершенно неожиданное: на помост вскочил мой друг Нараяна и произнес короткую, но пламенную речь, закончив ее обещанием предоставить необходимые деньги. «Только пусть школа будет названа моим именем», — заявил он.

Изумленные жители деревни зашептались между собой, а я не знал, что думать: Нараяна или сошел с ума, или у меня галлюцинации. Я знал, что Нараяна вовсе не такой богач, чтобы с ходу выложить четыре-пять тысяч.

Рамеш-гару первый пришел в себя и заговорил спокойно и внушительно:

— Уважаемый Нараяна! Вы — замечательный человек, и мы счастливы, что нам выпала честь знакомства с вами. Стране нужны такие люди, как вы. Идите, отдыхайте, а нам здесь надо еще кое-что обсудить. Утром обо всем договоримся.

— Ты чего так разошелся? — спросил я Нараяну, укладываясь спать. — Где деньги-то возьмешь?

— Там видно будет, — хитро улыбнулся Нараяна. Через пять минут он уже беззаботно похрапывал.

Наутро, когда мы пили кофе, пришли каранам и несколько крестьян. Они почтительно отказались от дара Нараяны.

— Вы горожанин, приезжий, посторонний человек здесь, — оказал Рамеш-гару. — Если школа будет построена благодаря вашей щедрости, это будет позором для нас. Мы сами должны оправиться с нашими трудностями. Так мы решили вчера вечером…

— Ну что ж, главное, чтобы школа была построена, — согласился с ним Нараяна.

Все жители деревни собрались нас провожать. Джип мгновенно вытащили, и мы отправились.

— А как бы ты раздобыл деньги, если бы они не отказались? — спросил я по дороге, сидя за рулем джипа.

Нараяна усмехнулся:

— Никакого риска не было. Я знал, что так случится, почтенный господин адвокат! Такие идеалисты, как этот Рамеш-гару, все хотят сделать своими руками, без чужой помощи. А как охотно эти простаки помогли нам после моего широкого жеста!

Педдибхотла Суббарамая Под знаком Шани [13]

— Да что ты увязался? Преследуешь меня, словно Шани! Сказано: и сегодня и впредь без твоих услуг обойдусь! Не трогай мой велосипед! Ступай прочь! Опаздываю из-за тебя! — кипятился Перишастри.

Я стоял совершенно растерянный. Перишастри вскочил на велосипед и уехал.

Невыносимо палило солнце, с самого восхода его лучи обдавали жаром, будто горящие в печи дрова. Ветер совсем стих и до вечера не шелохнул даже листочка.

Тяжело вздохнув, я пошел к храму, расстелил пайпанче[14] и лег в тени деревьев. Надо мной в ветвях чирикали воробьи. Напротив храма, у киоска с газированной водой, пил воду мальчик лет десяти. Бедняга! Еще месяц назад отец этого ребенка был здоров, ни на что не жаловался. Про таких говорят: крепок, как камень. И вот тебе — совсем неожиданно умер. Мальчик был мал и не мог совершить погребальные обряды. Перишастри поручил мне заняться этим, и я заработал на этом деле около двадцати пяти рупий.

Однако что же мне теперь делать? Со вчерашнего дня во рту ни крошки. Вот уже пять-шесть дней в доме инспектора происходит грахашанти[15]. Вчера была пурнахути[16]. Перишастри удалось убедить инспектора и его родных, что они недостаточно умилостивили планеты, поэтому их желания не исполняются. И вот так он выманил у них навадханьялу[17] и деньги. Есть у этого Перишастри сноровка, ничего не скажешь… Если во время обрядов он и совершит оплошность, то не покажет виду, и у окружающих создается впечатление, что все идет как надо. О, Перишастри палец в рот не клади! Дай ему в руки куриное яйцо, он из него волосы вытянет.

Когда принимали навадханьялу, разгорелся спор. Пшеницы сейчас на рынке не найти, поэтому Перишастри и Нарасимха повздорили, каждый из них норовил взять зерно себе. Смолчи я, все обошлось бы хорошо. Сам не знаю, что на меня нашло, я не удержался и вставил словцо в их перебранку. У Перишастри лицо перекосилось. Он вытаращил на меня глаза и прорычал:

— И этот туда же! Не твое это дело! Помалкивай лучше, знай свое место.

Я испугался и замолчал. Потом очередь дошла и до меня. Мне нужно было принять шаниданам и мрутьюнджаяданам[18]. Должен сказать, что в этом деле нет мне равных. Вот уже лет семь-восемь в этом небольшом городе никто, кроме меня, этим не занимается. Я вошел в дом, слегка встряхнул пайпанче, накинул его на плечи и сел. Хозяева дома, обмыв мои ноги, положили, передо мной на тарелке из листа банана шаниданам — немного риса, семена кунжута, одну рупию… Приняв шаниданам, я произнес:

— О господин, будьте счастливы вы и ваши дети! Да обретете вы все богатства. Бог злосчастия не будет стоять на вашем пути. Принеся мне эти жертвоприношения, вы направили взгляд Шани на меня. Несчастья, посланные вам Шани, обрушатся на мою голову…

Вслед за шаниданам подали мрутьюнджаяданам. Немного риса, столько же хлопка, погруженный в растительное масло железный гвоздь, опять рупия… Я принял и это, воскликнув:

— О господин! Если кому-либо в вашей семье предназначено было умереть раньше времени, то теперь вы направили смерть ко мне. Будьте же вы счастливы!