Ночные волки - [35]

– А доказательства? – спросил Стас.

– А интуиция? – спокойно ответил Грязнов.

Аленичев улыбнулся:

– Интуицию к делу не пришьешь.

– Меня интересует тот спокойный молодой человек, – задумчиво произнес Грязнов. – Бери эту бабку-соседку, дуй на шестой этаж, в экспертно-криминалистическое управление, и составляй фоторобот.

– Она не бабка, – улыбнулся Аленичев. – Молодая женщина, ровесница Козловой.

– Тем более, – решительно проговорил Грязнов. – Бери ее, и чтоб завтра фоторобот был готов. Привози ее сюда к девяти. Все понял?

– Так точно.

Грязнов потянулся к телефону, набрал номер:

– Турецкий?

– Грязнов? – в тон ему ответили на другом конце провода. – Чего тебе не спится? Неужели еще не догорел на работе?

– Можно подумать, ты не на работе, – проворчал Грязнов. – Я еду к тебе.

– Меня нет дома, – сообщил ему Турецкий. – Но если тебе нужна Ирина Генриховна…

– Прекрати, Турецкий, – попросил Грязнов своего друга. – Короче, я сейчас еду в прокуратуру.

– Хочешь сделать заявление? – продолжал издеваться Турецкий.

– Кстати о заявлении. У меня на эту тему кое-что есть для тебя.

– Господи! – взмолился Турецкий. – Славка, уже ночь! Я только прилечь собирался. Тут, на диване.

– Жди! – коротко бросил Грязнов и положил трубку.

– Это «важняк» Турецкий? – спросил Аленичев. – Я с ним по делам не работал, но слышал о нем много хорошего.

– Он хороший, – нехотя подтвердил Грязнов. – Когда спит зубами к стенке и не кусается.

Когда Аленичев подъехал к своему дому, окна во всех квартирах были темны. Только два желтых квадрата обозначались на всем здании. Стас подивился: ему хорошо были знакомы эти окна – это были окна его квартиры.

Ахмет, думал он, поднимаясь по лестнице, чего тебе не спится? Или пьян ты в стельку, горе заливаешь? Вообще-то татары не очень-то расположены к пьянству, но, конечно, не дай Бог каждому иметь такой повод стать алкоголиком, какой есть у дворника Ахмета.

Жаль Макова. Хороший был актер, в свое время его каждая собака знала, а теперь умер, погиб, и только в «Литературной газете» маленький некролог. Ради чего жил человек? Ради того, чтобы сыграть на экране пару генералов Советской Армии, пару спортсменов и столько же преступников? Ради чего все? Нелепость какая-то.

И Ахмета жаль. Переживает он по поводу случившегося искренне, без притворства, ему можно верить.

Несчастный случай. Несчастный случай. Случай…

Вся наша жизнь – несчастный случай, пришло вдруг ему в голову. Вся наша страна – несчастный случай.

Кем был бы Маков в любой другой стране, кроме России? Какой самый запьянцовский дворник посмел бы поднять на него руку? В Америке такой артист, как Маков, стал бы любимцем публики и прессы. Даже если бы его и забыли – что делать, память человеческая коротка, – но уж смерть его журналисты светской хроники расписали бы во всех красках. А дворник-убийца, сидя в тюрьме, надиктовал бы какому-нибудь писателю текст для книжки-бестселлера под названием «Как и за что я убил народного артиста Соединенных Штатов Америки мистера Макова»!

Стас даже рассмеялся: ну и рай в этой Америке! Будто там нет неудачников и никого не убивают. Там даже своего президента не уберегли. А что касается Макова, то он и там был бы таким же горемыкой, как и здесь. Скорей всего.

Он достал ключ и стал открывать дверь, но она вдруг сама отворилась. Перед ним стоял Ахмет. Вид у него был такой, что Стас сразу и не признал его. Губы трясутся, глаза вытаращены, волосы взлохмачены. Живое воплощение страха.

Он и в самом деле был чем-то до смерти перепуган.

– Ты чего? – спросил у него Стас. – Кого на этот раз пристукнул?

Ахмет замычал что-то неопределенное и головой показал в сторону кухни.

– Там… – еле выговорил он. – Люба… Дочка…

Стас понял, чья дочка находилась на кухне.

– Не бойся, – сказал он Ахмету. – Успокойся и приведи себя в порядок. Ты говорил с ней?

Ахмет замотал головой, что означало: нет, не говорил.

– Ладно, – сказал ему Стас. – Иди в свою комнату. Я поговорю с ней.

Ахмет тут же исчез.

Стас снял обувь. Бедняга Ахмет, думал он, сидел в своей комнате весь день и боялся из этой берлоги нос показать. Весь вечер небось сидел у окна и высматривал меня – иду или нет. Даже дверь не дал открыть.

Он прошел на кухню. За столом спиной к нему сидела, сгорбившись, женщина. Со спины было видно, что лет ей далеко за сорок. Поникшие плечи мелко вздрагивали. На мгновение Стас испытал искушение тоже скрыться в своей комнате и не казать оттуда носа. Но он тут же пристыдил себя.

– Здравствуйте, – сказал он.

Женщина обернулась, и он поразился неожиданной ее молодости. Несмотря на распухшее от слез лицо, женщина была миловидной, и вообще в ней было что-то такое уютное, располагающее к себе.

– Здравствуйте, – повторил он. – Меня зовут Стас, Аленичев моя фамилия. Я – сосед вашего отца. Вы же дочь Макова, да?

Женщина кивнула.

– Да. – Голос ее оказался чистым и глубоким. – Меня зовут Люба. Я уже все знаю. Мне рассказали… в милиции. Только…

– Что?

Она молчала, уставившись в пол. Потом, судорожно вздохнула, подняла голову и как-то безлико заговорила:

– В комнату не могу войти. Только войду – и выталкивает будто что-то. Так весь день и сижу здесь. На кухне. А он… – она головой показала в сторону комнаты Ахмета, – он все время там. Я боюсь его. Он все время сидит там и не выходит. Он там, а я здесь. И мне страшно, товарищ Аленичев. Очень.