Ночные окна - [39]

Олжас грузно поднялся, покачиваясь.

– Пойду спать, – провозгласил он. – Тут все время какие-то привидения мерещатся…

– Спокойной ночи, Тропени-сан, – сказал Сатоси, отправляясь следом за ним. – Приятных сновидений!

Если бы он только знал, как мне это необходимо!..

Но до сновидений мне было так же далеко, как и до Луны, спрятавшейся где-то в черном грозовом небе. Я подумал, что сейчас самое время совершить ночйой обход клиники. И начать с парка. Не став гасить в библиотеке свет, я двинулся к стеклянной двери, отдернул занавеску и… отшатнулся. Сперва я решил, что передо мной, как мраморное изваяние, стоит Анастасия, каким-то чудом выбравшаяся из своей «клетки». Но зрение обмануло меня. Это была Нина, вчерашняя аристократка, «жена двух мужей», любительница рыбной ловли. Она лукаво смотрела на меня и улыбалась.

– Каким образом вы…

– Тут оказалась? На проходной никого не было, вот и прошла спокойненько. Потом заблудилась в вашем парке, едва не напоролась на какие-то чудовищные кактусы и выбралась по аллее сюда. Нет, вру. Прилетела прямо на помеле.

– Линию электропередач на задели?

Я стал набирать по сотовому номер охранника.

– Не трудитесь, – насмешливо сказала Нина. – Он действительно спит. Я, знаете ли, немного владею суггестией. Брала уроки у Кашпировского.

Глаза у нее и в самом деле были волшебные, магнетические, с вишневым отливом. Однако Сергей откликнулся на звонок.

– Кто-нибудь проходил через ворота? – спросил я.

– Никого не было, – четко отрапортовал он. Но как-то слишком уж четко, словно был оловянным солдатиком.

– Тогда спите дальше, – с некоторой долей раздражения отозвался я, отключая мобильник.

– Ну не выкинете же вы меня сейчас на шоссе? – спросила Нина, вытянув вверх ладонь. На нее упали первые капли. Еще мгновение – и небо наконец разверзлось: сверкнула молния, пророкотал гром, потоки воды обрушились на землю. Долгожданная гроза яростно набросилась на Загородный Дом.

– Нет, я вам рад, – произнес я, втягивая Нину через порог в библиотеку. Она неожиданно прильнула ко мне и обвила руками. Ее губы буквально впились в мои. «Духи, кажется, «Пуазон», – хладнокровно отметил я про себя. Но на поцелуй ответил.

– Алекса-андр… – тихо простонала она, пытаясь торопливо освободиться и от своей, и от моей верхней одежды. Страсть охватила и меня, но всего лишь на какие-то коварные секунды. Я стараюсь не терять головы наедине с летающими на помеле женщинами. К тому же жене своей не изменяю. Пусть даже она сейчас и больна. Так я и заявил, признаться, довольно тупо:

– Я не изменяю своей жене, дорогая.

– Я тоже. Не изменяю своему мужу, – отозвалась Нина, продолжая расстегивать мою рубашку.

– Которому из двоих?

– Обоим. Значит, не изменяю вдвойне.

Мы как-то странно и глупо боролись друг с другом. Опрокинули стул на бюст Марка Аврелия. Череп римского императора раскололся. Больше всего я боялся, что сейчас кто-нибудь войдет. Нина сунула руки в карманы моих брюк. И вытащила на свет божий… Нет, я не мог в это поверить: в ее руках оказались проклятые часики мадам Ползунковой и зажигалка Бижуцкого с монограммой! Опять у меня! Каким же образом они вновь вернулись ко мне? Но думать об этом было некогда. Нина бросила часики и зажигалку на стол, словно это были вынутые у меня из желудка потроха.

– Вы долго стояли за дверью и наблюдали за нами? – пробормотал я, будто это было сейчас самым важным.

– Около получаса, – ответила Нина, расстегивая мой брючный ремень. – Александр…

– О нет, – сказал я, пытаясь снять с нее юбку.

А гроза все ярилась и швыряла в Загородный Дом молнии. Черт-те что творилось вокруг! Будто тысячи барабанов били на крыше клиники. Занавеску на стеклянной двери сорвало сильным порывом ветра. И из-за спины Нины я вдруг увидел, как по аллее в глубине парка под проливным дождем движется белая фигура с распущенными мокрыми волосами. Сомнений быть не могло: это, несомненно, она – Анастасия… А тут еще позади меня раздался грубовато-ехидный голос Левонидзе:

– Гроза-то, какая, а? Я вам не помешаю? Здравствуйте, Нина Павловна. Эк вы с Марком Аврелием-то разобрались!..

Рядом с ним стоял Волков-Сухоруков, выпучив глаза и дымя трубкой.

– Добрый вечер! – бросила им Нина, невозмутимо-изящно подтягивая колготки и возвращая юбку на место. Я же, отвернувшись, застегнул брюки и рубашку.

– Мы тут решили почитать кое-что о Бафомете, – сказал Волков-Сухоруков, словно все происходящее его не касалось. Да оно его и действительно не касалось, черт подери! Меня сейчас больше всего заботила скрывшаяся за деревьями белая фигура. Не померещилось ли? Неужели это в самом деле Анастасия? Я был готов ринуться в парк, в грозу, на ее поиски.

– Гляди-ка! Зажигалка Бижуцкого, – произнес Левонидзе, подходя к столу. – И часики вдовушки, если не ошибаюсь. Нашлись пропажи-то?

– Нашлись, нашлись, – ответил я. – Тут вот весь день и лежали. Если тебе не трудно, отдай их утром владельцам.

Мне уже не хотелось даже прикасаться к ним. Словно они были заколдованы.

– Хорошо, – пообещал мой помощник, сгребая зажигалку и часики со стола.

– И… проводи Нину Павловну в гостевую комнату. Она останется здесь по крайней мере на ночь. Если не ошибаюсь.