Ночные кошмары - [73]

Одна из самых интересных статей предполагала, что гены ликантропии рецессивны. Таким образом, оборотень мог родиться только у родителей, у каждого из которых были рецессивные гены. Но сын или дочь должны были быть укушены оборотнем, прежде чем наследственность проявилась. Или же отпрыск должен был получить шкуру, снятую с мертвого оборотня. Отсюда и крайняя редкость ликантропов…

Проглотив всю твердую пишу, с набитым желудком, но все еще чувствуя голод, Варглик ложкой отправил мед из банки в рот, читая колонку личных данных.

ВМ, холост, 39 лет, красивый, жизнерадостный, состоятельный колл. град, любит Моцарта, старые фильмы, долгие вечерние прогулки, ищет молодую, милую, колл. град, полиморфно-извращенный ВФ. Дети без проблем. Фото по запросу. Напишите в ВАО.

Джейн, вернись домой. Я люблю тебя. Все прощено. Вы можете использовать кошачий мусорный ящик.

Эрнст.

Журнальные статьи были серьезными научными работами. Но, конечно же, большую часть личной колонки составляли сотрудники ВАО. Может быть, чтобы облегчить их жизнь. В конце концов, быть ликантропом совсем не весело. Он должен знать.

Прочитав журнал, он сунул его в измельчитель. Это ранило его библиофильскую душу, но призывы издателя к своим подписчикам уничтожить номер после прочтения имели смысл. С другой стороны, издатель мог держать в тайном хранилище несколько экземпляров каждого выпуска, зная, что они могут стать весьма ценными коллекционными предметами. Его сомнения в их намерениях, вероятно, были необоснованными. Но быть ликантропом, вроде обитателя Большого Яблока, делало человека прямо-таки параноиком. У Варглика была двойная причина знать, что лучше быть подозрительным, чем сожалеть.

И еще лучше всегда перестраховаться. Но ликантроп отбрасывал всякую осторожность, когда всходила полная луна. Это было вчера. Но это не имело значения. Две ночи до и после полной луны оказывали почти такое же сильное влияние. Варглик был так же беспомощен против захватившего его процесса — скоро он превратится в вспышку — как Луна, которая не в силах покинуть свою орбиту.

Не в силах бороться с процессом перемен, даже не зная, как это сделать, он однажды попытался запереть себя в клетку во время метаморфозы. Когда его время приблизилось, он заперся в комнате без окон в своем доме в Вестчестере с говяжьим боком в качестве подпитки для повторного превращения обратно в человека. Затем он вставил ключ в замок так, что тот упал на бумагу в прихожей, прямо за дверью. Как только он почувствовал начало перемены, дрожь пробежала по его телу, еще более сладостная и сильная, чем сексуальное возбуждение, он разбил мебель, откусил дверную ручку и завыл так, что разбудил бы всю округу, если бы его дом не был изолирован.

Он не помнил своих мук во время отчаянных попыток вырваться на свободу. Но разгромленная комната и раны на руках, ногах и ягодицах в тех местах, где он укусил себя, были столь же убедительным доказательством, как если бы он записал драму на пленку. Очнувшись человеком, он был так измучен и слаб от потери крови, что едва смог протащить под дверью бумажку с ключом.

Каким-то образом он встал, отпер дверь, оделся, разрезал и разорвал одежду на ранах и позвонил знакомому врачу — своему коллеге, чтобы тот приехал к нему домой, осмотреть его. Доктор явно не поверил его рассказу о том, что на него напала большая собака, когда он гулял в лесу, но ничего не сказал.

Поскольку полиция не смогла найти собаку, Варглику пришлось сделать несколько болезненных уколов от бешенства.

Это была его первая и последняя попытка посадить себя в клетку.

Прилежный и опытный детектив, шериф наверняка узнал бы о том, что пострадавший сочинил историю о нападении. Но нескольких телефонных звонков или писем в Нью-Йорк оказалось достаточно, чтобы замять все дело. Он также узнал бы о собаках и лошадях, убитых в этом районе, хотя места убийств находились в двадцати милях от дома Варглика. Игер наверняка узнал бы об убийстве двух туристов и двух влюбленных в лесу. Полиция подозревала, что убийца был человеком, который разделал всех четверых так, чтобы они выглядели убитыми и частично съеденными дикими собаками. Игер склонялся к мысли, что убийца не был ни человеком, ни собакой.

— Он, должно быть, с ума сходит, если верит в это, — пробормотал Варглик. — Добро пожаловать в дурдом, шериф.

Что бы ни делал Игер, во что бы он ни верил и что бы ни собирался сделать, Варглик ничего не мог поделать со своим вторым я. Единственное, что Варглик мог контролировать, так это заранее выбрать место, где будет находиться, когда произойдет неизбежное.

В шесть вечера Варглик вышел из кабинета. Свернутая волчья шкура лежала в кейсе, который он нес. Он подождал в своем доме, съев огромный ужин, а затем жевал картофельные чипсы, до 10:30 вечера. Затем он поехал на своей машине через город, высматривая, чтобы не было слежки, используя окольные пути, останавливаясь время от времени, чтобы проверить, нет ли возможных преследователей. Через полчаса он оказался на проселочной дороге в дикой глубинке, к северу от округа Рейнольдс. Через десять минут он свернул на боковую дорогу и остановил машину в тени дубовой рощи. Единственными звуками кроме его учащенного дыхания были пронзительные крик саранчи и кваканье лягушек на соседнем болоте. А потом — вой москитов, налетевших на него.