Ночные кошмары - [54]

Глава 6

ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО МИНУТ мы уже спускались по трапу из корпуса в рубку управления под носовой частью дирижабля. Позади нас бушевал, сдерживаемый старшиной и старшим помощником, оберлейтенант Генрих Тринг фон Борк. Увидев нас, он тут же приказал выбросить нас за борт, но Тринг, порядочный малый, отказался подчиниться. Нас представили командующему, капитан-лейтенанту Виктору Райху[13]. Он оказался порядочным парнем, открыто восхищаясь нашим подвигом высадки и посадки на его корабль, несмотря на то что он и его команда ужасно пострадали. Он отверг предложение фон Борка расстрелять нас как шпионов, поскольку мы были в гражданской одежде и прилетели на русском военном корабле. Он, конечно, знал о нас и не хотел иметь ничего общего с казнью великого Холмса и его коллеги. Выслушав нашу историю, он позаботился о том, чтобы устроить нас с максимальным комфортом. Однако он не разрешал Холмсу курить, выбросил табак за борт, и это заставляло Холмса страдать. Он так много пережил, что отчаянно нуждался в глотке никотина.

— К счастью, буря стихает, — сказал Райх на прекрасном английском. — Иначе наш дирижабль скоро развалится. Три мотора не работают. Сцепление с левым мотором перегрелось, вода в радиаторе мотора в среднем моторе правого борта выкипела, и что-то ударило по двигателю контрольной машины и разбило его вдребезги. Мы так далеко на юге, что, даже если бы они могли работать со стопроцентной эффективностью, у нас кончился бы бензин где-нибудь над Египтом на обратном пути. Кроме того, сильно повреждены органы управления лифтами. Все, что мы можем сейчас сделать, — это плыть по ветру и надеяться на лучшее.

Последующие дни и ночи были полны тревожных размышлений. Семеро членов экипажа были убиты во время боя, и только шестеро остались на корабле. Одного этого было достаточно, чтобы сделать невозможным возвращение в Турцию или Палестину. Райх сообщил нам, что он получил радиограмму, приказывающую ему связаться с немецкими войсками в Восточной Африке под командованием фон Леттов-Форбека. Там он должен был сжечь цеппелин и присоединиться к войскам. Это, конечно, было не все послание. Что-то должно было быть сказано о возвращении фон Борка в Германию, поскольку у него уже была формула для мутации и культивирования «кислых бацилл капусты».

Когда мы остались одни в средней гондоле порта, где нас держали в течение части плавания, Холмс тяжело вздохнул.

— Мы должны заполучить эту формулу, Ватсон, — начал он. — Я вам не говорил, но еще до того, как вы пришли в кабинет Майкрофта, мне сообщили, что эти микробы обоюдоострое оружие. Они могут мутировать, чтобы питаться другими продуктами. Представь себе, что случится с нашими запасами продовольствия, не говоря уже об ударе по нашему моральному духу, если эти микробы «переориентируют» на вареное мясо? Или пшеницу? Или картофель?

— Боже мой! Могло быть и хуже, Холмс, гораздо хуже. А что, если немцы сбросят над Англией бомбы, микробы в которых выпьют весь эль? Или подумайте о том, как упадет дух наших доблестных шотландцев, если их запасы виски исчезнут у них на глазах?

Фон Борк был впечатлен, но… от него, столь же необученного, как и мы, толку было немного. Кроме того, его поврежденный левый глаз мешал ему так же, как и нам наш возраст. Немец был сильно разозлен и не мог скоординировать действия со своим партнером. Мое профессиональное мнение состояло в том, что он был совершенно невменяем. Другой глаз был вполне здоров. Он сверкал каждый раз, когда его взгляд падал на нас. Пламя отражало неистовую ненависть в его сердце, жажду убить нас.

Однако воздушный корабль находился в таком затруднительном положении, что ни у кого не было ни времени, ни желания думать о чем-либо, кроме выживания. Пара двигателей все еще работало, что позволяло управлять летающим судном. Пока мы двигались на юг, ветер дул нам в спину, мы продвигались вперед. Но из-за заклинивших рулей нос корабля был опущен, а хвост поднят. Некоторое время L9 летел, накреняясь примерно на пять градусов к горизонтали. Райх поручил всем, включая нас, поскольку мы вызвались добровольцами, переносить все необходимое оборудование в заднюю часть корабля, чтобы перегруппировать вес. Все, что было ненужным, а такого было немного, летело за борт. Кроме того, была сброшена большая часть водяного балласта.

Под нами раскинулись пески Судана. Солнце пылало в безоблачной синеве. Огненное дыхание нагревало водород в полостях, и огромное количество газа с шипением вырывалось через клапаны. Горячий ветер задувал в корпус через огромную дыру, проделанную самолетом, когда тот совершил посадку на дирижабль. Жара, конечно, заставляла водород расширяться, таким образом и корабль поднимался все выше и выше, несмотря на потерю газа из клапанов. Ночью воздух остывал очень быстро, и корабль быстро опускался, слишком быстро для того, чтобы его пассажиры чувствовали себя в безопасности. Днем восходящие потоки тепла от песков заставляли судно раскачиваться и вибрировать. Все мы на борту чувствовали себя больными.

Работая не покладая рук, несмотря на все препятствия, экипажу удалось снова запустить все двигатели. На пятый день управление рулями было исправлено. Но корпус дирижабля все еще был скособочен, и это вместе с огромной дырой в баллоне делало его аэродинамический неустойчивый. По крайней мере, так нам объяснил Райх. Он, между прочим, ничего не скрывал, рассказывая нам о самом корабле, хотя и не сообщал нам нашего точного местонахождения. Возможно, потому, что он хотел быть уверенным, что мы каким-то образом не доберемся до радиопередатчика и не пошлем сообщение англичанам в Восточной Африке.