Ночные кошмары - [52]

Холмс пробормотал что-то насчет прыжков с парашютом, и я уже собирался попросить его пояснить свое замечание, когда снова появился Иван. На этот раз у него было оружие, которое он раздал нам. Мне вручили кавалерийскую саблю, стилет, кнут (который я выбросил) и револьвер какой-то неизвестной марки, но 50-го калибра. Холмсу выдали саблю, карабин, пояс с патронами и моток веревки, на одном конце которой висели абордажные крюки. Иван оставил себе кортик, две ручные гранаты, болтающиеся на штифтах у пояса, и кинжал, который зажал в зубах.

Мы подошли (вернее, перекатились) к двери, где стояли еще трое пилотов, тоже полностью, может быть, даже чересчур вооруженные. Мы с Холмсом перебрались к иллюминатору, чтобы понаблюдать за бурей. В течение нескольких минут мы почти ничего не видели, кроме облаков пыли, а потом пыль внезапно исчезла. На нас обрушился сильный дождь, хотя ветер бил нас так же сильно, как и раньше. Небо прочертили молнии, и некоторые из них громко взрывались рядом с летающей машиной.

Через минуту к нам присоединился Иван, который потянул Холмса за руку, что-то крича по-русски. Холмс что-то ответил ему и, повернувшись ко мне, сказал:

— Кентов утверждает, что заметил дирижабль!

— Боже мой! — воскликнул я. — Это наверняка тот дирижабль, который послали за фон Борком! Его тоже застигла буря!

— Элементарная дедукция, — сказал Холмс.

Но он, казалось, был чем-то доволен. Я предположил, что он счастлив, потому что фон Борк либо пропустил воздушный корабль, либо, если он уже был на борту, находился в таком же опасном положении, как и мы. Я не видел в этой ситуации ничего смешного.

Через несколько минут улыбка Холмса исчезла с его лица, когда нам сообщили, что мы собираемся атаковать дирижабль.

— В такую бурю? — удивился я.

— Да.

— Но ведь полковник даже не может держать нас на одной высоте или в одном положении.

— Он — маньяк! — воскликнул Холмс.

И насколько это безумно, мы вскоре выяснили…

Вскоре в поле зрения появился огромный дирижабль, выкрашенный серебристой краской сверху и черной снизу. На боку в свете прожекторов можно было прочитать обозначение L9[11]. Контрольная кабина впереди, вращающая толкающий винт, двигатели спереди и сзади двух средних кораблей и одной кормовой моторной гондолы — все это выглядело довольно чудовищно, зловеще и все же красиво.

Дирижабль раскачивался, мотался из стороны в сторону, словно игрушечная лодка в потоке лосося, идущего на нерест по горной реке в северной Шотландии. Его экипаж, должно быть, страдал воздушной болезнью, и у них были заняты руки, чтобы не быть выброшенными из корабля. Это в какой-то степени обнадеживало, поскольку никто из нас в самолете, за исключением, возможно, Кентова, был не в состоянии вступать в бой.

Иван что-то пробормотал, и Холмс пояснил:

— Он говорит, что если буря будет продолжатся, то этот воздушный корабль разобьется. Будем надеяться, что так оно и будет и это избавит нас от воздушных боев.

Но цеппелин хотя и казался несколько побитым, его каркас слегка перекосился, пока держался в воздухе. Тем временем наш четырехмоторный «колосс» — малыш по сравнению с немецким воздушным кораблем, развернулся к вражескому судну. Это был сложный маневр. Удивительно, что его вообще удалось исполнить.

— Что этот дурак делает? — возмутился Холмс и снова обратился к Ивану. Затем небо озарила молния, и я увидел, что его лицо стало мертвенно-серым.

— Этот парень еще безумнее, чем пилот нашего предыдущего самолета! — фыркнул он. — Он хочет приземлиться на крышу дирижабля!

— Как он может это сделать? — ахнул я.

— Откуда мне знать, какими приемами он воспользуется, болван ты этакий! — крикнул мой друг. — Какая разница? Что бы он ни сделал, самолет соскользнет с дирижабля, возможно, сломает крылья, и мы разобьемся насмерть!

— Мы можем прыгнуть прямо сейчас! — крикнул я.

— Ну и что же? Окажемся посреди пустыни? — воскликнул он. — Ватсон, мы же англичане!

— Это всего лишь предложение, — пошел я на попятный. — Простите меня. Конечно, мы потерпим. И ни один славянин не скажет, что нам, англичанам, недостает мужества.

Иван снова заговорил, и Холмс перевел мне, о чем речь:

— Он говорит, что полковник, вероятно, самый великий летчик в мире. Он залетит на корму дирижабля и остановит самолет прямо над верхней пулеметной платформой. Как только самолет замрет, мы должны выпрыгнуть наружу. Если мы оступимся или соскользнем с баллона дирижабля, то сможем воспользоваться парашютами. Кентов настоял на том, чтобы взять их с собой, несмотря на протесты Императорского русского Генерального штаба. Если удержимся на куполе, то спустимся по трапу с платформы и поднимемся на борт летающего корабля. А потом Кентов сказал, что, когда мы покинем самолет, мы должны будем…

Мой друг замолчал, и я попытался подтолкнуть его:

— Да, Холмс?

— Убивать! Убивать! Убивать!

— Боже мой! — ужаснулся я. — Какое варварство!

— Да, — согласился Холмс. — Но его надо извинить. Он явно не в своем уме.

Глава 5

СЛЕДУЯ ПРИКАЗАМ, ПЕРЕДАННЫМ через Обренова, мы легли на палубу и ухватились за части фюзеляжа, которые были хорошо закреплены. Самолет нырнул, и мы скользнули вперед, а затем нас резко подбросило, и мы скользнули назад, а затем аэроплан задрал нос, и рев четырех двигателей стал намного выше, и внезапно мы оказались прижатыми к полу. А потом давление исчезло.