Ночные гонцы - [41]

Дойдя до конца стоящих в ряд мишеней, он поймал за рукав куда-то спешащего низенького светловолосого человека, и воскликнул:

— Джон Маккардль! Остановись и поговори со мной! Ты никогда не сплетничаешь и не ругаешься, ты всегда серьезен, ты думаешь, прежде, чем сказать, и я люблю тебя.

У Маккардля было квадратное лицо, покрытое пестрыми веснушками, какие часто бывают у людей с соломенными волосами и бровями. Сейчас его веснушки казались струпьями на мертвенно бледной коже.

— Отпусти меня, Родни. У меня дурные новости. Я не смог найти де Форреста. Теперь разыскиваю Госса. Сейчас уже не имеет смысла скрывать. Джулио мертв.

Родни медленно опустил руки.

— Джулио? Мертв? Но этого не может быть, Джон. Мы только несколько дней назад были вместе на рыбалке. Я слышал, что он поехал навестить отца д'Обриака.

— Это была ложь, старина. Он умер. Бешенство.

— Господи помилуй!

— Да, это сделал Он — но Он не станет миловать. Родни, обещаешь, что сегодня напьешься со мной в стельку, до чертиков? Я в жизни не брал в рот ни капли. Останься в клубе после состязания.

— Но, Джон, как это случилось?

Маккардль уставился на него в ледяном бешенстве. В его голубых глазах застыл ужас.

— Откуда, к дьяволу, я могу знать? С собакой Джулио все в порядке. Яд может таиться в крови полгода, год. Любой из нас уже сейчас может быть болен. Переносчиком может быть любая собака в Бховани. Вот твой Джуэл — он же дралась в январе с шакалом? Так это может быть он. Никто не знает. И лекарства от этого нет.

Он говорил быстро, словно не мог остановиться, почти не разжимая ни губ, ни зубов.

— Поэтому Джулио умер. Ты помнишь, каким он был вялым и нервным, когда вы рыбачили? И говорил без остановки? Так это и начинается. Мы тайно отвезли его в мою маленькую лечебницу. Никакой пены у него на губах не было, все это чушь. У него просто все сильнее и сильнее болела голова. Он лежал и смотрел в окно, а там было голо и жарко, как в аду. Он безумно хотел пить, но не мог — начинал задыхаться и впадал в бешенство на пять-десять минут. Порой его рвало черной жидкостью, а порой у него начинались судороги, но когда он приходил в себя, он полностью сознавал, что с ним происходит. Кроме меня и мисс Лэнгфорд, требовалось пять ординарцев, чтобы его удержать. Богом клянусь, эта девушка — просто ангел, но я ничего не мог сделать, совсем ничего. Господи, Родни, я послал за пистолетом, но во мне не больше храбрости, чем в хнычущем кролике, и я не смог этого сделать. Родни, он чуть не сломал себе спину, выгибаясь все сильнее и сильнее, пока… он умер во время припадка, и не мог говорить. Но он знал! Знал! Я собираюсь напиться, я плакал на плече у мисс Лэнгфорд, а бедная девочка сама была полумертвой от усталости.

Маккардль, шатаясь, как будто он уже был пьян, пошел разыскивать Госса. Родни услышал за спиной дрожащий всхлип, и, обернувшись, глянул в искаженное мукой лицо Рэйчел Майерз. Он подхватил ее и позвал на помощь. К ним бросилась миссис Кавершем, слуга побежал к мишеням за миссис Маейрз. Стрельба прекратилась, вокруг столпились женщины. Родни проталкивался прочь. Его мутило. За спиной причитала Рэйчел:

— Он говорил ужасные вещи… Я не поняла… Как он мог?

Он стиснул зубы и побрел, сам не зная куда. Маккардль, который никогда не божился; угрюмый шотландец, всегда живший со всеми в мире. Индия, эта страна-убийца! Страна-палач! Выблевать ошметки своего горя непристойными словами! Счастливица Рэйчел — она может забыться в подростковых видениях Совершенства. Бедняга Джон Маккардль! Джулио — целые дни в аду, целые дни. Был ли с ним Христос? Только вечно лезущая в чужие дела девица Кэролайн Лэнгфорд. Почему никто не послал за ним, Родни?

Позади очутилась леди Изабель. Она взяла его под руку.

— Что случилось?

— Умер Джулио. Бешенство.

— Дорогой мой, я уже знаю. Кэролайн два дня ухаживала за ним. Джулио взял с Маккардля слово держать все в тайне, ради нашего блага — чтобы могло состояться состязание в стрельбе, и мы не думали о том, что с ним происходит. И особенно — ради тебя, Родни. Он не хотел, чтобы ты знал, пока все не кончится.

Она перекрестилась и минуту помолчала. Он чувствовал, как его поддерживает ее сострадание. Но… но самую тяжелую часть дороги с Джулио прошла вместо него Кэролайн Лэнгфорд; она не каталась верхом с де Форрестом, по крайней мере последние два дня. Он ревновал к ней.

Изабель сказала:

— Боюсь, жаркий сезон в этом году будет тяжелым. Вверх по Хребту уже были случаи холеры, а у прислуги Беллов — оспы.

Внезапно его охватило такое бешенство, что его затрясло:

— Оспа! А Макс и Луиза Белл явились сегодня сюда, как ни в чем не бывало, будь они прокляты. Прошу прощения, Изабель, но о чем они только думают? Они могут заразиться, а может, они уже заражены, а нам возвращаться домой, к детям! Робин может заболеть!

Она твердо посмотрела ему в глаза.

— Родни, я понимаю твои чувства, но мы вынуждены рисковать. Мы сойдем с ума, мы захотим покончить с собой, если станем запираться в своих бунгало каждый раз, когда кто-то заболеет.

Он рывком засунул руки в карманы.

— Я полагаю, дорогая, что ты права — как всегда. Где Джоанна? Я хочу, чтобы она немедленно вернулась в бунгало. Это глупо, я знаю. Мы все равно ничего не можем сделать. Ну и пусть глупо. Я собираюсь приглядеть за Джоном Маккардлем. Мы с ним вечером напьемся как свиньи. Только подумаю об этом, и мне хочется… не знаю, что мне хочется сделать… а он врач!