Ночной звонок - [134]

— А вон и Хлынова… — негромко сказал Потехин.

Вблизи дома, у крыльца, стояли две женщины. Одна, присадистая, широкая, держалась странно; в ее позе ощущалась и неподвижность, и вместе неустойчивость. Она стояла к ним спиной, задрав голову и свесив тяжелые белые руки, распиравшие короткие рукава ситцевого летнего платья. Вторая, нарядно одетая, высокая, стояла боком к ним и сердито выговаривала присадистой:

— Что же это такое, Хлынова? А?.. Я тебя спрашиваю! Да ты опять пьяная! От тебя водкой разит. Ты с утра напилась!

Потехин хотел подойти, Рябиков остановил его:

— Пусть договорят.

— …На что это похоже, я тебя спрашиваю! Ты будешь работать? Ведь уволю! Уволю!.. — понимаешь?..

Присадистая, помедлив, длинно и мерзко выругалась безразличным голосом. Директриса — видимо, это была она — замерла от неожиданности, потом взвизгнула и толкнула Хлынову в плечо. Та, точно сноп, мгновенно и тяжело повалилась на бок и стала сучить ногами. Директриса испуганно ойкнула и отпрыгнула в сторону. Потехин бросился поднимать Хлынову, сердито заметив:

— Это не метод убеждения, Ангелина Павловна!

А Рябиков сказал:

— Сегодня ни вам, ни нам с ней не поговорить. Беседы не получится. Так что не лучше ли вам идти на работу?

Директриса растерянно посмотрела на него и молча ушла скорым шагом. А они с Потехиным повели Хлынову в дом.

Вошли в длинный коридор. Здесь было полутемно и пахло керосином. От углового окна ударил сильный свет, и Рябиков, увидев прямо перед собой заплывшее лицо Хлыновой, невольно спросил:

— Какого она года?

— Ей сорок четыре.

Рябиков невольно вздрогнул. Он думал, что это старуха, а она его ровесница. Какой-то ужас пронзил его. До чего может довести себя человек! У всех одна жизнь, но как не одинаково люди распоряжаются ею.

Потехин толкнул дверь справа по коридору. Сразу в уши ударил пьяный гам. За столом сидела компания молодых ребят, перед ними — батарея бутылок. Лица были совсем молодые, но болезненная одутловатость утяжеляла их, И глаза смотрели с мрачным и больным вызовом.

— Есть тут дети Хлыновой? — резко спросил Рябиков.

Один парень вскочил, другой поднялся с нарочитой медлительностью и усмешкой. Рябиков внимательнее всмотрелся в них и во всю компанию — и узнал ребят, с которыми столкнулся на оковецком базаре в первое же свое утро. — …Куда ее уложить? Помогите!

Парень с длинными волосами, похожий на Махно, подхватил мать и потащил в соседнюю крохотную комнату. Положил ее на кровать.

— Вы что же, часто так время проводите? — спросил Рябиков.

— А когда есть гро́ши — каждый день, — откликнулся вызывающе один из компании.

— И нигде не работаете?

— Почему? Работаем! Вон Валерка, — кивок в сторону длинноволосого, — на стеклозаводе, а Костя, — кивок в сторону Хлынова-младшего, — киномехаником в клубе. А мы — кто где!

Рябиков промолчал, а Потехин вдруг сказал горячо, задыхаясь, вскипели в нем слова:

— Да разве можно так! — он потряс головой с болью и отвращением. — Вы подойдите к зеркалу да посмотрите на себя. Неужели и после этого пить будете?! Опухли глаза, морды зеленые, зубы, как у волков, скалятся — так и кажется, что броситесь сейчас кусаться… Черт вас возьми, вы хоть немножко думаете о себе? О своей будущей жизни?.. Кому вы будете нужны… Да за вас ни одна девушка замуж не пойдет!

С минуту застолица растерянно молчала, а потом сразу двое сказали в голос:

— А вы кто такие?

— …На наш век баб и девок хватит!

Рябиков видел, что сейчас говорить с ними бесполезно.

— Пошли, — кивнул Потехину.

Они вышли — и услыхали за собой шаги. Их догоняли двое — сыновья Хлыновой.

— Мне в кинотеатр надо… — угрюмо сказал младший — черноволосый, скуластый, в желтой рубахе с засученными рукавами, расстегнутой до пупа.

— И я пойду, — проговорил старший.

— А как же те? — Потехин показал на дверь.

— Пусть сидят, — пожал плечами Хлынов-младший. Он напряг шею, резко, пронзительно свистнул — и бегом направился к улице.

Старший переминался с ноги на ногу.

— Может, посидим, потолкуем? — предложил Рябиков.

Парень кивнул. Сели за столик, врытый в землю.

— Тебя Валерий звать? Валерий, как же получается… ты постарше. И мать бы удерживал, и брата — а ты сам.

Парень поник головой. Помолчал.

— Почти с детства мы так, — наконец сказал он. — Батька пил. Мать. Они ведь сидели оба. Батька и сейчас там.

Рябиков и Потехин переглянулись.

— У него что же… срок большой? — спросил Рябиков.

— Да один срок он уже отсидел. Ничего. И пил мало. А потом поехал в Калинин… и там попал.

— Натворил что?

— Ехал в трамвае с папироской в зубах. Ну, кондукторша прицепилась. А он у нас заводной. Она кричит — а он курит. Потом и сам заорал, да еще хуже — взял да окурок ей в сумку с деньгами… Моча в голову ударила. А тут милиция, сняли его — три года получил… Мать еще сильней запила.

Глаза у парня были осмысленно трезвые.

— А ты что, не пил с ними сегодня? — неожиданно для себя спросил Рябиков.

— Не хотелось что-то, — парень покраснел.

Он проводил их до калитки и расстался не сразу, как будто порываясь сказать что-то еще или просто немного пройти рядом.

Когда отошли от забора подальше, Рябиков сказал:

— А парень-то, кажется, хороший, — и рассказал о случае на базаре.