Ночной волк - [57]

Тот молча убрал сверток за пазуху.

Я не вмешивался, хотя вмешаться хотелось. Уж очень легкомысленно обращались парни с опасной игрушкой. Не посмотрели даже, заряжен ли. Не проверили предохранитель. А Вовуля сунул ствол под куртку, как какой-нибудь утюг, даже не глянув, куда направлено дуло. Нельзя так. С оружием так нельзя. Не зря говорят — раз в год незаряженное ружье стреляет.

Славик тем временем выкладывал носки, пару за парой, мне на колени — новехонькие, будто только с прилавка, для пыльной скамейки они были слишком хороши. Куда их столько? Запас на пять лет?

Впрочем, на дне чемоданчика оказалось кое-что потяжелее мягкой рухляди, да и поинтереснее: две типовые «лимонки», каждая в картонной коробочке, набитой опять же носками. И, что было совсем уж странно, длинный сапожный молоток с гвоздодером на одном конце и плотной шишечкой на другом. Откуда он и зачем? Если мужик в коротком пальто на кого и походил, то уж никак не на уличного башмачника.

— Не слабо, — сказал Вовуля, на сей раз даже не улыбнувшись.

В кармане под крышкой был еще бумажник, кожаный, тисненый, очень хороший. Славик раскрыл его, отщепив кнопочку. Денег не было ни копейки. Зато документа целых три: удостоверение на имя полковника милиции Губченко, удостоверение на имя сотрудника «Интуриста» Рябикова и удостоверение на имя старшего преподавателя Академии общественных наук Копылухина. Во всех трех корочках фотография была та же самая.

Я сидел посередке, поэтому парни переглянулись мимо меня.

— Что же это за команда? — задумчиво проговорил Славик.

— Вот так дашь в морду, и неизвестно кому, — сказал Вовуля.

— Серьезный чемоданчик, — подытожил Славик.

Страха в голосе у ребят не было, скорее озабоченность, но достаточно глубокая. Какой-нибудь час назад они могли спокойно и даже весело говорить о рэкете, мести и убийстве. Теперь же, сунув руку в еще раскаленную печь, они не обожглись, но почувствовали силу жара. А больше всего их озадачило то, что вот уже почти неделю тиранило меня: полная непонятность происходящего. Зачем следят? Зачем полезли в квартиру? Зачем посреди города этот самоуверенно и небрежно охраняемый подвал? Зачем мужику, похожему на преуспевающего дипломата, гранаты и сапожный молоток?

Мне не хотелось добираться до всех этих заминированных секретов — мне хотелось от них отвязаться. Может, и ребятам захотелось?

— Ну и чего с этим чемоданом делать? — спросил Вовуля. — Может, утопим?

— Сейчас, что ли?

— Ночью.

— Носки жалко, — сказал Славик.

— А железо?

Славик вздохнул:

— С одной стороны, надо бы. А с другой — сейчас простой «макар» дороже двухкассетника. Вещи-то, понимаешь, хорошие…

— Дай-ка глянуть, — попросил я Вовулю.

Тот повертел головой и лишь тогда отдал мне пистолет. Игрушка и в самом деле была на редкость ладненькая. Не наша, но все понятно. И все на месте: шесть штук в барабане, седьмой в стволе. Я уже держал такой в руках, один раз, но держал. Вот уж не думал, что наука пятнадцатилетней давности пригодится — а пригодилась. Как утверждал покойный Федулкин, лишнего на свете вообще не бывает.

В армию меня заслали в Южную Сибирь, служил я там удивительно бестолково. Через пару месяцев стало совершенно ясно, кто есть кто, и меня спихнули в хозроту, где капитан Белецких полтора года пытался сделать из меня человека. Его ключевой тезис был, что мужчина без оружия — все равно что половой член без презерватива — полная беззащитность. Хороший был мужик, только пил много. Он как-то сказал мне поразительную вещь. У него было старое охотничье ружье с серебром по прикладу. Так вот он сказал мне: «Ты когда-нибудь видел, чтобы серебром отделывали молоток? И не увидишь. А танк всегда будет красивее трактора. Знаешь, почему? Потому что орудия убийства люди испокон века уважают больше, чем орудия труда».

— Красивая штучка, — сказал я и вернул пистолет Вовуле. У капитана Белецких была точно такая игрушка. Название я забыл, он звал ее почему-то «хрюшкой», а почему, я не спрашивал. Он был капитан, я солдат, мое дело не спрашивать, а отвечать. «Хрюшка» так «хрюшка».

— А то себе бери, — предложил Славик, — мало ли чего. Не убьешь, так напугаешь.

Я согласился, не во имя конкретной цели, а просто потому, что приятно было держать в руках такой красивый предмет.

Тут я вспомнил. Дернул рукавом, высвобождая часы, — было без четверти шесть. Я заторопился к автомату. Сказали — ушел, звоните завтра. Я набрал домашний, и от сердца отлегло: Антоха подошел сам.

— Ну что там?

— Пока нормально, — сказал он, — сделал финт, ушел в четыре, опять закоулком. Как будто никто не провожал.

— А звонки?

— Пока не было.

— Чего-нибудь надо? — Впервые за последние дни этот вопрос что-то весил, потому что Славик с Вовулей ждали меня на лавочке.

— Пока ничего. Кстати, она уже там.

Какая «она» и где «там», он не уточнил, а я не стал спрашивать: у Суконникова с Бармалеем была своя феня, у нас с Антоном уже возникла своя.

— Молодец, быстро, — похвалил я. У меня уверенности прибыло, хотелось, чтобы прибавилось ее и у Антохи, хотя я понимал, что это мало реально: ведь у него не было ни Славика с Вовулей, ни «хрюшки» с семью патронами.