Ночной волк - [41]

— Тебе на работу утром?

— А ты думал!

Она отвечала довольно грубо, но это не имело значения, потому что одна моя рука уже гуляла по едва заметным ее грудкам, а другая перебирала жестковатые волосы на лобке. Я спросил, где мать, не заявится ли ненароком. Оказалось, в отъезде. Я ласкал худое, слабо развитое тело, еще совсем не женское, оно никак не отзывалось на мои руки. Ну и бог с ним! Ей ничего не надо было, но ведь и мне ничего, после Дюшки если что и требовалось, так это неделя отдыха. Вот что мне необходимо было позарез — это раздвинуть, согнуть в коленях равнодушные чужие ноги и накрепко связать чужое тело со своим. Символ, не более того — но символ драгоценного союза, в который способны вступить только мужчина и женщина, символ надежности в постоянно предающем мире, знак любви, заботы и верности — пусть лишь на тот малый срок, пока гайка не сорвется с винта.

— Повернись ко мне, — сказал я.

Это был акт вежливости, не более того, я уже знал, что не повернется, но и не воспротивится, когда я сам ее поверну. Мне и раньше попадались такие, со своим представлением о хороших манерах: когда язык «Нет», а ножки в стороны.

Тропинка к блаженству была совсем узка, я едва не застрял в дверях. Реакции не было ни на что, если женщина и стонала, то от боли. Словом, кайфа не словил — но я и не ждал кайфа. Я ждал, что чужая баба станет моей, пусть и условно моей, что возникнет та минимальная степень родства, которую дает даже случайная постель.

Она, похоже, и возникла — минимальная.

— Прости, — повинился я, — не мог один.

Дважды говорил ей это, сказал и в третий раз — что делать, если правда была именно такой.

— Успокоился? — спросила Изаура.

— Вроде да.

— Ну и слава богу. А то думала, у тебя вообще крыша поедет.

— В такой ситуации и у тебя бы поехала. Хоть бы что понимал! То следят какие-то, то звонят — сиди дома, то — беги… Я уж и так думал, и этак — ни хрена. Никакой причины!

— Совсем никакой? — В ее голосе все же было легкое недоверие.

— Ни малейшей.

Она долго молчала, прежде чем задать вопрос:

— Ты искал чего-нибудь?

— Да ничего я не искал! — почти крикнул я.

— А люди думают, что искал.

— Какие люди?

Она не ответила, и я пожалел, что спросил, похоже, она и так сказала мне больше, чем имела право.

— Ладно, пес с ними, пусть думают. Ты только не думай. У меня вся эта история вот где сидит! Ну вот клянусь тебе — ни сном ни духом. И даже объяснить некому!

— Может, сами поймут, — сдержанно утешила она, — пока тебе надо просто не попадаться. Один человек тоже так решил, что ты тут ни при чем.

— А чего ж тогда они лезут?

— Чего лезут, — хмыкнула она, — того и лезут. Велят, и лезут, не знаешь, что ли?

Мы полежали молча, ее слабая сиська была в моей ладони почти не ощутима.

— Если днем пойду пошляюсь, — спросил я, — как потом назад попаду? Второго ключа нет?

— У матери, — ответила она и, подумав, нашла выход: — Будешь уходить, сунь под коврик.

Мы так и уснули рядом. Ситуация была нелепей не придумаешь. Но ведь и все мои ситуации в эти дни были нелепей не придумаешь. Все до единой.

Утром, уходя, она отдала мне ключ. Я так и не узнал, как ее зовут. Обнялись и поцеловались, как любовники, а имя так и не узнал.

Впрочем, выйдя через час на улицу, я без особых усилий выяснил у мальчишки во дворе, кто живет в восьмой квартире. Естественно, мне это ничего не дало. Ну Лидка, ну Полухина — и что? Какая разница?

Я купил жратвы на двоих и бутылку. Выбор был малый, шампанское или портвейн, взял портвейн — во-первых, подешевле, во-вторых, девки такого типа обычно предпочитают сладкое. Вот и пусть будет сладкое.

Я вернулся в свой временный дом, поджарил яичницу и поел как следует. Странно, но я больше не боялся. Была глубоко скрытая нора, был день за окнами, самый обычный день, была женщина, какая-никакая, а моя, с которой вечером, бог даст, раздавим бутылочку, прежде чем ее неумелое тело поступит в мое распоряжение. Как постельный партнер она Дюшке в подметки не годилась. Но она и не была постельный партнер. Она была мой союзник и телохранитель, уж не знаю почему, но была. Дюшку можно было трахать, а к этой можно было хорошо относиться. Даже сейчас, когда я знал, что она Лидка, я про себя называл ее Изаурой, как сперва пошло, так и затвердилось.

Я позвонил на работу, сказал, что не приду и завтра, наверное, не приду, так получается. Шефа, моего ровесника, это не слишком огорчило — не придется придумывать мне занятие.

Позвонил Антону. Он был в конторе, ничего подозрительного не заметил, похоже, они его совсем потеряли из виду. ОНИ. Мы оба не знали, был им нужен он или случайно прицепились, потому что вышел из моего подъезда. Впрочем, я ведь и про себя не знал, зачем нужен. Искал я что-нибудь? Да пошли вы все к такой-то матери, ни хрена я не искал!

Рядом с телефоном лежал трепаный блокнотик. Я раскрыл: так и оказалось, книжка с телефонами. Чья, Изауры или матери?

Перелистал — вроде была общая, Иван Иванычи, Вальки и Стасики располагались рядом. У меня возникла идейка, и я стал набирать женские номера, где без отчеств. Слушал ответ и клал трубку. На седьмой или восьмой раз повезло — голос оказался знакомый.