Ночной сторож - [3]

– Все, что у тебя когда-либо было, – это хлеб со смальцем, – опередила ее Валентайн.

Патрис закрыла рот. Все хранили молчание. Валентайн имела в виду, что хлеб со смальцем – еда бедных людей. Но все ели хлеб, намазанный смальцем с солью и перцем.

– Звучит неплохо. У кого-нибудь есть кусочек? – попросила Дорис. – Отломите-ка мне немного.

– Вот, возьми, – отозвалась Кудряшка Джей, получившая еще в детстве это прозвище за вьющиеся локоны. Имя прижилось, хотя теперь ее волосы были совершенно прямыми.

Все посмотрели на Дорис, когда она пробовала хлеб со смальцем.

– Не так уж и плохо, – произнесла она.

Патрис с жалостью посмотрела на Валентайн. Или это сделала Пикси? В любом случае время обеда закончилось, и теперь ее желудок не будет урчать весь день. Она громко поблагодарила собравшихся за столом и пошла в туалет. Там было две кабинки. Вторую заняла Валентайн. Патрис узнала ее коричневые туфли с закрашенными потертостями. У них обеих только что начались месячные.

– О нет, – произнесла Валентайн из-за перегородки. – Дело дрянь.

Патрис открыла сумочку, попыталась собраться с мыслями, затем протянула одну из своих сложенных тряпочек под деревянную перегородку. Она была чистой, отбеленной. Валентайн взяла ее.

– Спасибо.

– Спасибо кому?

Пауза.

– Большое спасибо, черт тебя побери, Патрис. – Затем раздался смех: – Ты спасла мою задницу.

– Спасла твою тощую задницу.

Новый смешок.

– Твоя задница более тощая.

Присев на корточки на унитазе, Патрис прикрепила новую прокладку. Использованную она завернула в туалетную бумагу, а затем в кусок газеты, который специально припасла для этой цели. Она выскользнула из кабинки вслед за Валентайн и засунула сверток поглубже в мусорное ведро. Потом она вымыла руки с мыльным порошком, поправила подмышечники[8], пригладила волосы и снова накрасила губы. Когда Патрис вышла, почти все уже были заняты работой. Она торопливо надела халат и включила лампу.

К середине дня ее плечи начали гореть. Пальцы свело судорогой, а тощая задница онемела. Бригадиры время от времени напоминали женщинам, что нужно встать, потянуться и сфокусировать взгляд на дальней стене. Затем закатить глаза. Снова сосредоточиться на стене. Как только глаза немного отдохнут, следовало приниматься за руки, сгибая и разгибая пальцы, разминая распухшие суставы. Затем все возвращались к медленному, спокойному, гипнотизирующему труду. Боль неумолимо возвращалась. Но вот, как спасение, настало время пятнадцатиминутного перерыва, на который работницы уходили ряд за рядом, чтобы все могли воспользоваться туалетом. Несколько женщин отправились в столовую покурить. Дорис принесла кофейник с драгоценным кофе. Патрис пила свою порцию стоя, держа блюдце на весу. Когда она снова села, то почувствовала себя лучше и погрузилась в транс, вызванный концентрацией внимания. Это гипнотическое состояние сможет поддерживать ее час, а то и два, пока у нее не заболят плечи или спина. Это напоминало Патрис о том, что она чувствовала, занимаясь вместе с матерью бисероплетением. Оно погружало их обеих в состояние спокойной сосредоточенности. Они лениво перешептывались друг с другом, пока подбирали бусины и поддевали их кончиками иголок. На подшипниковом заводе женщины тоже переговаривались дремотным шепотом.

– Прошу вас, леди.

Мистер Волд запрещал разговоры. И все же они шушукались. Позже они с трудом вспоминали, о чем беседовали друг с другом весь день. Ближе к концу дня Джойс Асигинак вынесла новые заготовки для резки на пластины, и процесс продолжился.

Дорис Лаудер повезла их домой. И на этот раз Валентайн обернулась, чтобы вовлечь Патрис в разговор, что было уже хорошо, так как Пикси требовалось отвлечься от мыслей об отце. Он все еще дома? У родителей Дорис была ферма на территории резервации. Они купили землю у банка еще в 1910 году, когда земля индейцев оказалась единственным, что они могли продать. Продай или умри. Землю повсюду рекламировали как дешевый товар. В резервации имелось всего несколько хороших участков, которые можно было использовать в качестве сельскохозяйственных угодий, и они принадлежали Лаудерам. На их земле стояла высокая серебристая силосная башня, которая торчала перед глазами всю дорогу, если ехать из поселка. Дорис высадила Патрис первой, даже предложила подвезти ее к дому по извилистой дорожке, но Патрис отказалась, поблагодарив. Она не хотела, чтобы Дорис увидела груду хлама и покореженный дверной проем. Отец, заслышав шум машины, вывалится из него и начнет донимать Дорис, чтобы она подвезла его до поселка.

Патрис прошла по заросшей травой дорожке и остановилась среди деревьев, высматривая отца. Шалаш был пуст. Она тихо прошла мимо и помедлила, прежде чем войти в дом – простую коробку из шестов, обмазанных глиной, без всяких удобств, низкую и скособочившуюся. Почему-то ее семья так и не попала в список на получение племенного жилья. Печь разожгли, мать Патрис кипятила воду для чая. Кроме родителей в доме жил ее брат Поки, тощий подросток. Сестра Вера подала заявление в Бюро по переезду и трудоустройству и уехала в Миннеаполис с мужем. У них было немного денег, чтобы обустроить новое жилье и окончить курсы профессионального обучения. Многие возвращались в течение года. О некоторых больше никто никогда не слышал.