Ночной поезд на Лиссабон - [144]

Шрифт
Интервал

Наконец пленки были готовы, он сел за столик в ресторане отеля «Бельвью» и открыл конверты. Это были чужие фотографии, не имеющие к нему никакого отношения. Он рассовал их назад по конвертам и за обедом тщетно пытался понять, чего он ожидал, на что надеялся.

На лестнице в своем подъезде его опять настиг приступ головокружения, и пришлось крепко вцепиться в перила. Весь вечер он просидел у телефона, представляя себе, что случится необратимого, когда он позвонит Доксиадесу.

Засыпая, он каждый раз вздрагивал от страха, что погрузится в головокружение или обморок и наутро проснется без памяти. Когда над городом начало постепенно светать, он собрал все свое мужество. Когда появилась медсестра Доксиадеса, он уже ждал у дверей практики.

Грек пришел несколькими минутами позже. Грегориус был готов встретить его раздражение по поводу новых очков. Однако Доксиадес только на мгновение зажмурился, прошел впереди него в кабинет, а там попросил подробно рассказать о новых очках и о головокружениях.

— Не вижу причин для паники, — сказал он. — По крайней мере, на первый взгляд. Но надо провести ряд обследований и лучше всего понаблюдаться в стационаре.

Он положил руку на телефонную трубку, но прежде чем набрать номер внимательно посмотрел на Грегориуса. Грегориус пару раз глубоко вдохнул и наконец кивнул.

— В воскресенье вечером, — сказал грек, кладя трубку. — Лучше этого специалиста не найти.

Грегориус медленно брел по городу, мимо всех мест, которые были ему дороги. Да, именно это слово. Он перекусывал там, где делал это обычно, а потом пошел на дневной сеанс в кинотеатр, где мальчишкой смотрел свои первые фильмы. Картина оказалась скучной, но в зале пахло как в прежние годы, и он досидел до конца.

По дороге домой он встретил Натали Рубин.

— Новые очки! Класс! — восхищенно сказала она вместо приветствия.

Оба не знали, как держаться при встрече. Их телефонные разговоры остались где-то в прошлом, от них остался только отзвук, далекий, как отголосок приятного сна.

Да-да, сказал Грегориус, вполне возможно, что он снова поедет в Лиссабон. Обследование? Нет-нет, ничего страшного, так, рутинный медицинский осмотр.

А у нее застопорилось дело с персидским, пожаловалась она. Грегориус кивнул.

Привыкли ли они к новому учителю, спросил он под конец.

Она рассмеялась:

— Такой зануда, что не дай бог!

Разойдясь на несколько шагов, оба, как сговорившись, разом повернулись и помахали друг другу.

В субботу Грегориус долгие часы занимался тем, что просматривал все свои книги на латыни, греческом и древнееврейском. Глядя на многочисленные пометки на полях, он наблюдал, какие изменения претерпевал его почерк в течение десятилетий. Под конец он отложил небольшую стопку на стол, а потом упаковал ее в небольшой саквояж, который собирался взять с собой в больницу.

Он позвонил Флоранс и спросил разрешения навестить ее.

Оказалось, у нее был мертворожденный ребенок, а несколько лет назад она оперировалась по поводу рака. Рецидива болезни не последовало. Сейчас она работала переводчицей. Она вовсе не была такой усталой и потухшей, как показалось Грегориусу в ту ночь, когда он следил, как она возвращалась домой.

Он рассказал о монастырях в Саламанке.

— А раньше ты туда не хотел, — грустно улыбнулась она.

Он кивнул. Они посмеялись. О том, что ложится в клинику, он ничего не сказал. А когда вышел на Кирхенфельдбрюке, пожалел об этом.

Он обошел кругом совершенно темное здание гимназии. Неожиданно вспомнилась древнееврейская Библия, оставшаяся в письменном столе сеньора Кортиша, завернутой в его пуловер.

В воскресенье утром он позвонил Жуану Эсе.

Жуан спросил, что он собирается делать вечером, если, конечно, такой вопрос уместен.

— Ложусь в больницу, — ответил Грегориус.

— Ничего в этом страшного нет, — помолчав, сказал Эса. — А если что — насильно вас там никто держать не будет.

В обед позвонил Доксиадес и спросил, не хочет ли Грегориус сыграть партию-другую в шахматы. Тогда он зашел бы к нему, а вечером отвез в клинику.

— Вы все еще подумываете о том, чтобы оставить практику? — спросил после первой партии Грегориус.

— Да, все еще, и довольно часто. Но, может, это пройдет.

В следующем месяце собирается съездить в Фессалоники, сообщил грек, прошло больше десяти лет, как он был там в последний раз.

Когда закончилась вторая партия, время подошло.

— А что будет, если они обнаружат у меня что-то страшное? — спросил Грегориус. — Что-то, из-за чего я пропаду.

Грек посмотрел на него спокойным твердым взглядом.

— У меня полная рецептурная книжка.

В полном молчании они ехали по сумеречному городу в клинику.

«Жизнь — это не то, что мы проживаем; она то, что мы живем в нашем представлении»,

— написал Праду.


Перед входом в больницу Грегориус обернулся и помахал. Потом вошел внутрь. Когда дверь за ним закрылась, пошел дождь.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.