Ночной поезд - [89]

Я собираюсь так и поступить.

16 апреля

Я буду скучать по Джейку. Я невероятно волнуюсь перед встречей с ним. Я уже заранее хочу сорвать с себя всю одежду, и меня поражает, что Рэйчел не видит этого во мне. А может, и видит. У нее был парень, но я не могу понять, был ли это скучный парень вроде Олли (сейчас меня смешит эта буква O, так похожая на ноль, каким он и является) или вроде Джейка. Судя по всему, ее душа лежит к нему.

Как бы там ни было, мне будет не хватать Джейка, когда мы с Рэч начнем нашу новую, законопослушную жизнь в Сингапуре, готовясь к переезду в горы, но я найду кого-нибудь еще. Я не хочу долгих отношений с Джейком. Он потрясающий, и теперь я знаю, что никогда-никогда не удовлетворюсь кем-то добропорядочным и скучным. Я всегда буду благодарна Джейку за то, что научил меня этому. Теперь я знаю, кто мне нужен – тот, кто заставит меня дрожать от возбуждения всем телом, с кем я не смогу думать ни о чем другом, кроме как о сексе.

Я с нетерпением жду нового задания и еще больше жду того момента, когда оно будет выполнено, – первого момента моей новой жизни. Конечно, я должна начать эту жизнь на другом континенте, подальше от моей семьи.

Я также рассказала Рэйчел о случае с Оливией, когда прочла пришедшее от нее электронное письмо с одним-единственным словом: «Извини», – которое, вероятно, так трудно ей далось. Читая его, я улыбалась, понимая, что все это меня больше не волнует, поэтому я рассказала обо всем Рэйчел, и мы с ней вместе посмеялись. Пока я лежу на пляже, а Рэйчел плавает в море, я опишу этот эпизод, чтобы доказать, что мне теперь все равно.

Я встречалась с Олли почти два года, с конца моего первого года в университете. Он был мистер Благоразумие. Мальчик из частной закрытой школы, с безупречными манерами. Я ему нравилась, потому что очень ему подходила – девочка, получившая частное образование, без явных авантюристических наклонностей. Мы представляли собой красивую пару. Олли был, конечно, выше и шире меня, регбист с румяным лицом и слегка консервативными манерами, свидетельствовавшими о том, что в сорок шесть лет он будет чувствовать себя довольным всем на свете.

Так что мы неумолимо двигались к скучному будущему. Нам предстояло обручиться (для этого, я знаю, он бы попросил разрешения у моего отца), а затем совершился бы церковный обряд бракосочетания. Я была бы в белом, и папа вел бы меня к алтарю, и Оливия сердито сверкала бы глазами в неприглядном платье подружки невесты, которое я вынудила бы ее надеть ради забавы. Потом у нас родилось бы двое детей, мальчик и девочка, и Олли делал бы карьеру в Сити, а я бы работала неполный рабочий день и командовала няней.

И в какой-то момент я бы сорвалась и совершила что-нибудь безумное – это уж, блин, как пить дать.

Ну так вот. Я думала, что все у нас шло вполне счастливо, дважды в неделю мы занимались дежурным сексом и ходили в бары в Фулеме, всегда переполненные людьми вроде нас. Мы досрочно стали людьми среднего возраста, но нам казалось, что это-то и здорово. Мы чувствовали себя совершенно взрослыми.

А затем однажды, когда я была в Блумсбери[64] и шла через Тависток-сквер, я поддалась внезапному порыву великодушия и решила зайти в студенческую лачугу Оливии, поздороваться. Она жила в квартире, находившейся в подвале одного из рассыпающихся таунхаусов. Квартира включала шесть крохотных спален на двух этажах с миниатюрной ванной на каждом этаже и с кухней в коридоре у лестницы, и бетонный пятачок «садика». Все равно ее местоположение, среди дешевых отелей на Тависток-плейс, было изумительным. Оливия уверяла, что всегда будет жить в центре Лондона. Это одно из бунтарских проявлений девчонки, выросшей в предместье.

Дверь открыла одна из ее соседок по квартире. Это была светловолосая толстая девица в очках, всегда собиравшая волосы в пучок, который на протяжении дня постепенно рассыпался, прядь за прядью. Как только я увидела ошеломленное выражение на лице Толстухи, я поняла, что Оливия затевает что-то недоброе.

– Привет, – сказала я. – Оливия дома?

Чувствовалось, как лихорадочно крутятся шестеренки в ее мозгу.

– М-м, – отозвалась она. – Нет! Ее нет. Извините. Передать, чтобы она вам позвонила?

Я была заинтригована, поэтому скользнула мимо нее в грязный коридор. Там пахло карри, прокисшим алкоголем и немытыми ванными комнатами. Толстуха пыталась меня остановить, поэтому я прибавила шагу, прошла мимо ванной комнаты (оттуда вышел мужик в полотенце и вытаращил на меня глаза), постаралась не смотреть на состояние маленького стола на верхней площадке лестницы и на тарелки, нагроможденные в раковине, и ринулась вниз по ступенькам в подвальный уровень.

Комната Оливии была последней, прямо под лестницей, и у двери, которая вела во внутренний двор, Толстуха в отчаянии завопила: «Оливия! Лара пришла!»

Послышалась возня. Шепот. Паническое шарканье и бормотание. Но даже и тогда я ни о чем не догадалась, даже на полсекунды. Если бы я не увидела все своими глазами, то до сих пор бы не верила.

Я ринулась вперед и открыла дверь, все еще думая, что ко мне это не имеет отношения. И там оказались моя сестра, поспешно завязывающая шнурок халата, и мой парень в одних брюках, вылезающий из окна, ведущего во внутренний дворик.