Ночной корабль - [72]

32.

20 июня 1972

Дорогая Светлана, да послужит одним сплошным, громадным «спасибо» тот восторг и та радость, которые я испытываю, наслаждаясь Сомовым (ах, сколько в нем Тюлиного!) и Чурленисом, которым потрясена. Почти одновременно пришла и Кирилловская церковь от Алены, так мне буквально некогда было жить, и дотла сгорела кастрюлька, но туда ей и дорога.

Теперь о булгаковском Бегемоте: не думайте, что он не пошагает в Берне. Что он со мной вчера проделал! Вы уже знаете, что Михаилу Максимилиановичу необходимо специальное кресло на колесах, с тормозами, складывающееся, как конверт, словом чудо техники, которое стоит целое состояние, и что мне удалось заполучить эту роскошь за очень небольшую цену через «социальный отдел» больницы в Тифенау. Для этого я получила телефон какой-то секретарши другого страхового отдела и позвонила ей, чтобы сговориться. Фамилия ее – Шнеебергер, хорошо говорит по-французски, что мне приятнее немецкого, и вот назначает она мне 2 часа в понедельник, объясняя, что я доеду до улицы «Нового поля», вылезу рядом с фабрикой шоколада Тоблер, и там я ее найду в… тут она прибавляет дикое слово, объясняя, что оно снаружи написано, из чего я заключаю, что она сидит в шоколаде Тоблера, в социальной страховке, а как этот отдел называется, – неважно. Вот я и покатила в шоколад. Явилась в 2 ровно, обратилась в бюро, где сидела любезная блондинка, и спросила мою Шнеебергер. Вскоре явилась молоденькая девушка-тростиночка, в канареечных брюках и яркокрасном свитере и, вытаращив на меня глаза, спросила по-немецки, что мне от нее надо и кто я такая. «Вы так хорошо говорите по-французски», – начала я, но она меня перебила: «Простите, я по-французски не говорю… Я никогда с Вами не говорила вообще, и даже Вашей фамилии не знала. В чем дело?» «В кресле», — сказала я. Девушка стала беспомощно оглядываться. Стали объясняться. Наверно, я улицу спутала? Я чуть не кричу: «Ничего я не путала, улица "Нового поля", ясно?» Тогда бросились искать в телефонной книге Шнеебергер на улице «Нового поля» – очевидно, произошла какая-то путаница, и канареечная девушка хотя и Шнеебергер, но не та, что со мной разговаривала, – и тут же нашли: «Чуть подальше по улице "Нового поля", в номере 27, – Шнеебергер, государственная чиновница!» Руку мне жали могуче, желали удачи, и я пошла. Государственная чиновница живет на шестом этаже без лифта. Полезла. Звоню. Вылезает древняя мумия, опираясь на две клюки. – Вы фрейлен Шнеебергер? – нежно улыбаюсь я. – Простите, я фрау. А вы насчет чего? – Я пришла взять кресло на колесах, как было условлено. Мумия уронила обе палки и стала махать руками. – Ну, нет, – кричит она, – конечно, у меня есть кресло, как бы я без него обходилась, но с какой стати я буду Вам его отдавать?

Конечно, дома у меня был номер телефона настоящей Шнеебергер, которой я всё объяснила, к ее великому веселью, и выяснила, что слово, на которое я не обратила внимания (на вывеске, недалеко от Тоблера) – дикое слово «Проинфернисс», т. е. какая–то «Профессиональная Информация», – по-моему же, оно ясно происходит от «Инферно», т. е. – ада, и не менее ясно, что тут расписался Бегемот. Между прочим, в тот роковой понедельник он не ограничился шоколадными удушьями и древней мумией, но и напустил на меня невероятный ливень, так что, вернувшись, я не теряя времени проглотила аспирин под красное вино. А сегодня, поехав в «круг первый», получила-таки великолепное кресло!

Я очень горда моей бегемотовой историей, совершенно из серии Ваших! Пошлю Вам на днях шоколад, на память о Бегемоте, завлекшем меня к Тоблеру. Целую с любовью и огромной благодарностью за присылку чудес. Каролину Павлову с интересом буду читать, но стихи ее непреодолимы.

Ваша Вега

33.

1 августа 1972

Дорогая наша Светлана,

долго я Вам не писала, но у нас были большие и малые тревоги, связанные, конечно, со здоровьем Михаила Максимилиановича. Ко всем переживаниям надо прибавить и отчаянную жару, которая меня доконала, заодно изводя грозами.

Большая для нас радость – Ваш тесный контакт с милой Евгенией Александровной и оценка ею Вашего дарования. Ей, конечно, сейчас без Вас тоскливо. До каких пор Вы пробудете на Урале?

Пишу сегодня мало, – столько у меня всякого рода возни в Доме! Крепко Вас оба целуем.

Ваша Вега

34.

6 сентября 1972

Дорогая Светлана,

продолжаем проходить курсы терпенья. Постепенно, по зернышку по капельке здоровье Крылатого выправляется. Сейчас уже спала африканская жара и чудесно пахнуло осенью. По этому поводу обращаюсь к Вам с большой просьбой. Я нашла, совсем случайно, способ зарабатывать деньги, а именно: сделала декоративные панно под стеклами, употребив для этого осенние листья, часть которых была привезена с океана, из Флориды. Тона замечательные, и рыжие, и темно-кожаные, и золотые, но не менее удачно получились и переделкинские кленовые листья. Неожиданно для себя, я продала и эти два, и еще пару стекол, и теперь получила заказ от магазина декоративных вещей и должна сдать в середине ноября. Мне очень хотелось бы иметь русские листья, главное кленовые и непременно осенней расцветки, но и вообще интересные листья и даже травы. Между прочим нужны и листья дуба, которых мне тут не достать. Если же Вы опять попадете в Переделкино, то я помню самые удивительные экзотические листья в доме, по дороге в столовую, и жалею, что и свое время не отщипнула штуки три. Буду Вам благодарна, если соберете для моих декоративных достижений что-нибудь эффектное.