Ночной корабль - [65]
15 июня 1971
Дорогая Светлана! Продолжаю письмо. Интересно, что, в шутку загадав с вечера, что бы мне увидеть во сне, я увидела Вас, Алену и Вадима, который читал вслух свою критическую статью, в которой упрекал меня за то, что я вижу реальность сквозь Андерсена и пора бы отряхнуться от сказочного элемента.
Но вот из области сказки (только не чертовщины!) еще одна маленькая глава, касающаяся интуиции. Мой доктор, самый ярко выраженный швейцарец, старый человек, ничем не выдающийся с виду и так всегда спешащий, что с ним и не поговоришь, вдруг, неизвестно почему навел Михаила Максимилиановича на мысль, что он непременно должен был хорошо знать человека, которого мы очень чтим, как настоящего подвижника – доктора Швейцера. Казалось бы, что общего между столь легендарной личностью и обыкновенным бернским врачом? Однако Михаил Максимилианович, среди разговора о микробах и диетах неожиданно спросил: «Доктор, Вы были знакомы с Швейцером?» И тот вдруг улыбнулся и говорит: «Не только знаком. Мы были большими друзьями» и рассказал, что работал с ним рука об руку в Африке, целых пять лет, и не только по проказе, но и по разным видам лихорадок. Швейцер даже крестный отец его сына. Продолжая улыбаться, стал вспоминать, как их в то время было на всё про всё двое и как они мыли, стирали, чистили, выносили из госпиталя ведра с помоями… Сколько людей спасли!
Когда я спросила мужа, почему он вдруг, казалось бы без всякого основания задал доктору такой неожиданный вопрос, которого никогда никому не задавал, включая своего профессора, который скорее мог бы знать Швейцера, чем этот ничем не выдающийся Лаутенбург, он ответил, что объяснить не может: просто взглянув на Лаутенбурга, знал, что не ошибается.
…Ну, и чудеса! Вернулся Михаил Максимилианович из лавки и принес мне найденный в почтовом ящике «Голос Родины». Я развернула и… увидела Вашу рецензию на мою «Одолень-траву». Вашу «Первую ласточку»! Как будто почтовые чиновники точно высчитали, сколько дней газета должна идти, чтобы я эту чудесную ласточку получила именно сегодня, в свой день рождения! Читали с волнением, меня даже в жар кидало от смущения: «Неужели это про меня?»
Оба Вас от всего сердца обнимаем и еще раз спасибо за все!
Ваша Вега
21.
13 июля 1971
Дорогая Светлана, Мы готовы полететь в Москву хоть сегодня, но о визе еще никто ничего не знает, и мы сидим на месте. О Переделкине я спрашивала вот почему: намерение нашего «такого французского Жоржа Талько» – поместить меня туда на 24 дня, а Крылатого – в ЦИТО (знаменитый центральный институт травматологии и ортопедии). Сначала я перепугалась расстояния, которое отделит меня от моего старшего близнеца, но меня успокоили тем, что сообщение с ЦИТО не очень трудное, а вслед за тем пришло и Ваше подробное описание Переделкина, которое меня очаровало, и теперь я замечтала о его лесе, о настоящей реке и цветущей изгороди.
Ваше последнее письмо дало мне благое намерение все Ваши письма, от самого первого, аккуратно уложить в папку, по датам скрепить и таким образом получить книгу. Это будет одна из самых любимых и самых талантливых книг, которую всегда захочешь перечитывать. Но Ваш рассказ о мытарствах, в поисках работы, привел нас в ужас! Продумала над ним сутки. Я видела Вас, поглощающей километры, устремляющейся то в Саратов, то в Липецк за очередной обещанной чиновниками химерой, и вспоминала Икара, мечтавшего в Париже учредить общество «артистов-анархистов». Пролетает «собирательница света» по кругам ада, и – сколько при том в ней силы и легкости! Как же прикажете жить, не имея прочного заработка, да еще ухитряться снимать при этом жилье?! Бегемотова задачка! Но – как я рада, что все-таки удалось обрести какой-то свой угол, главное, без шума, и что Вы можете там пока спокойно писать, читать и рисовать! Представляю себе, как к Вам приду…
Обнимаем Вас оба, очень благодарим за присылку книг («Лубок» у меня был в Париже, но пропал, с удовольствием узнаю знакомое… Особое спасибо – за Рильке!). Целую с любовью и обязательно сразу дам знать, когда мы воспарим в поднебесье.
Ваша Вега
22.
11 августа 1971
Дорогая Светлана, собирались прилететь в первых числах августа, но Михаилу Максимилиановичу пришлось лежать из-за ноги. Мы ее выходили, осталось совсем немного дотерпеть, чтобы не слишком рисковать, пускаясь в дальний, нелегкий для нее путь, да кроме ноги было много всяких досадных помех. Итак, с надеждой пишу «до скорой встречи», а всё остальное на словах живым голосом. Вот мы и дождались! Оба от души обнимаем, целуем и сказать не можем, как будем рады Вас снова иметь рядом, родная наша душа.
Ваша Вега
23.
15 сентября 1971, Переделкино
Светлана моя заоблачная,
где же Вы? Я сижу в Переделкине (корпус 2, комната 36), муж лег в ЦИТО, 21-го еду в Ленинград, вернусь 24-го в Переделкино же. Отзовитесь! Приезжайте, с ночевкой и с этюдником – осенние краски здесь буйствуют, и красотой насыщаешься 24 часа подряд.
Всего, конечно, лучше – позвоните, мой телефон: 44…. !
Тут-то Вы и позвонили, прежде, чем я дописала номер!
14 октября 1971 Переделкино
Дорогая Светлана,
Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.
Воспоминания участника обороны Зимнего дворца от большевиков во время октябрьского переворота 1917 г.
Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Случайная фраза, сказанная Мариной Цветаевой на допросе во французской полиции в 1937 г., навела исследователей на имя Николая Познякова - поэта, учившегося в московской Поливановской гимназии не только с Сергеем Эфроном, но и с В.Шершеневчем и С.Шервинским. Позняков - участник альманаха "Круговая чаша" (1913); во время войны работал в Красном Кресте; позже попал в эмиграцию, где издал поэтический сборник, а еще... стал советским агентом, фотографом, "парижской явкой". Как Цветаева и Эфрон, в конце 1930-х гг.
В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.
Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.
Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".