Ночной извозчик - [25]

— Мысли-то у меня возникали, господин Фандор, только они кой-чего стоят, каждая из них…

— Вот десять су, Бузий.

— Ну, господин Фандор, есть у меня мыслишка, что это вроде призраки.

— Нет, Бузий, нет, не болтайте о призраках — еще что-нибудь?

— Тогда с вас еще десять су, господин Фандор.

— Нет, Бузий, ни за что, вы просто потешаетесь надо мной. Договоримся так: пятьдесят су и выкладывайте все, как есть.

Бузий нерешительно спросил:

— Вперед заплатите?

— Вот вам один франк и пятьдесят сантимов. Бузий, будете наконец говорить?

Бузий сунул деньги в карман и решился:

— Ну, раз договорились, я вам чистую правду выложу обо всем, что передумал. Я ведь во всех этих темных делах разбираюсь… Так вот, клянусь чревом пресвятой Девы, что в этой истории я вовсе ничего не понимаю. Вы меня спрашиваете, что за огни, и я тоже сам себя спрашиваю. Черт их побери совсем! Блуждающие огни? Нет! Светящиеся рыбки? Опять же нет! Может, скажете, рыбачит кто с сетью или с фонарем? Так лодки-то не видать. Слушайте, господин Фандор, дайте мне еще десять су, а я вам подам хорошую мысль.

— Ни за что, Бузий, это уж слишком.

— Ну, тогда четыре су, господин Фандор, в последний раз.

— Четыре су? Слишком многого хотите, Бузий.

— Ну, скажем, два су, вы же не такой жмот, господин Фандор, чтобы пожалеть два су.

Фандор, развеселясь, вынул два су.

— Ну, какая же мысль, Бузий?

— А вот какая, господин Фандор: это, должно быть, немецкие шпионы шпионят.

— За чем же они шпионят, Бузий? Такое объяснение ничего не объясняет.

— А как же, господин Фандор, верно говорю вам, немецкие шпионы исследуют глубину Сены, чтобы провести по ней в Париж броненосец и разбомбить Префектуру полиции.

Дождь к этому времени перестал. Фандор убедился, что Бузий водит его за нос и ничего интересного не скажет о таинственных огоньках; поэтому журналист расстался с ним и пошел пешком, погрузившись в раздумье, по направлению к Монмартру.

Досада все больше разбирала его. Чему верить? Что предполагать?

«Совершенно ясно, — думал он, — ничего нового Бузий мне не открыл, но с другой стороны так же ясно, что он сразу понял, о чем я хочу с ним говорить. Видел он эти огоньки или нет? А, впрочем, это пустое. Из моей с ним беседы вытекает — и это уже ясно, — что повсюду идут разные толки об этих загадочных огоньках. Бузий сам заинтригован… Ах, хотел бы я их увидеть!»

В это время Фандор находился на середине моста Пти-Пон. Он провел у Бузия много времени, сейчас было около одиннадцати. К этому часу ночная тьма сгустилась еще больше, чем тогда, когда он шел по этому мосту в первый раз.

Фандор нагнулся над парапетом, машинально вглядываясь в реку, мутные воды которой, бурно несущиеся между берегами, были едва различимы во мраке.

— Ах, если бы хоть что-то увидеть! — прошептал он. — Увидеть эти огоньки!

Но Фандор ничего не видел.

Перед ним, сколько хватало глазу, мчались черные, грязные волны, неся на себе всевозможные отбросы, ударяясь о камень набережных и с громовым гулом вливаясь под арки моста. По обе стороны тянулись пустынные берега, вдали же, слева, виднелась площадь Сен-Мишель, где мерным шагом прохаживались полицейские, завернувшись в плащи, а справа — площадь Отель-Дьё, где другие полицейские делали вечерний обход.

Париж беззаботно спал, не думая о реке, протекающей через его лоно, не вдаваясь в тайну, которую она, возможно, несла на себе.

Удивительная тайна! Безусловно, Фандор в эту случайную минуту покоя среди грозовой ночи много бы дал за любой домысел, любую гипотезу относительно огоньков, еще не увиденных им на Сене.

— Огни под водой, — повторял он, — какие-то огни плавают по воде или над водой и ни у кого ни мысли, ни хотя бы догадки, — невероятно!.. Если бы еще не было такого количества свидетелей, если бы Бузий, среди потока дурацкой болтовни, не признал это явление за бесспорную истину, ей-богу, бросил бы я это расследование, решил бы, что оно ни на чем не основано, что я имею дело с глупой выдумкой какого-то шутника, искателя забавных приключений, но нет же, многие их видели, эти проклятые огоньки… Не могу же я предположить, что все они были пьяны в дым… Черт побери, до жаркой поры еще далеко…

Он отошел от парапета, выпрямился, сделал несколько шагов. Внезапно опять полил дождь. Из черной тучи, еще более мрачной, чем остальные, ливень хлынул мощным потоком; Фандор в одну минуту промок до нитки.

— Будь ты проклят! — проворчал он.

Подняв воротник пальто, ничего не видя из-за ветра, швырявшего пригоршни дождя ему в лицо, Фандор повернулся спиной к Нотр-Дам и лицом к реке и глухо выругался:

— Ах ты, дьявол тебя…

В тот же миг грянул удар грома, сухой и резкий, за ним последовали гулкие раскаты. Но Фандору было не до грозы. Не замечая ливня, он со всех ног бросился на середину моста и, наклонясь над парапетом, указывая пальцем вниз, в полной растерянности закричал:

— Там… там… там… что это такое? Что же это такое?

На черной воде, в двадцати метрах от себя, журналист видел расплывшееся среди пенистых водоворотов белесоватое пятно шириной примерно в метр, как бы некое сияние, которое двигалось, перемещаясь с места на место, удалялось.