Ночное небо - [102]

— Ты меня разыгрываешь?

— Лледос! — не выдержала я. — Мы ходим кругами! Вспомни наш недавний разговор. Я уж думала, ты понял, что героями у вас называли вампиров…

— Погоди, — эльф взял другой тубус, раскрыл его. Там оказался такой же пергамент, перевязанный синей нитью. Лледос снял ее и вручил свиток мне. — Прочти этот.

— Ладно, — я взяла пергамент. И опять. «Преступник», «ночной ястреб», «дневной орел». Сюжет повторился. Конечно, были свои особенности. Но в целом история не менялась.

Тут уже азарт одолел и меня. Если эльфом двигала почти что паника, во мне поселился неудержимый интерес.

Через треть часа я перечитала все пергаменты и ошеломленно переводила взгляд с одного на другой. Лледос сидел рядом мрачнее безлунной ночи. Я-то думала, он смирился с тем, что некоторые эльфийские герои оказались совсем не эльфами. Но гордость за свой народ не давала Лледосу так легко принять страшный факт.

— Тут есть кое-что интересное, — я решила поделиться мыслями.

Когда эльф посмотрел на меня чуть мутными глазами, я указала на свитки:

— Написано, будто «преступники» теряли свою силу с годами. А знаешь, как мы ее восстанавливаем?

— Кровавой бойней, а затем кровавым пиром, — бесцветно ответил Лледос.

— Не всегда, — я улыбнулась. — Сон — панацея. Он исцеляет от всего, кроме жажды. Даже если вампир истратит все свои силы, его тело разрубят по частям, но сердце и позвоночник не тронут, сон в земле исцелит его.

— К чему ты клонишь? — Лледос нахмурился. Глаза его прояснились и посветлели.

— Мы с собратьями думали, что древние исчезли. Но это не так. Теперь я понимаю, они спят. Долго спят. Пытаются накопить истраченные силы.

— Что будет, когда они проснутся? — напряженно осведомился северянин, предчувствуя беду.

Я ответила с ухмылкой:

— А что бывает, когда ты просыпаешься после того, как продрыхнешь три дня? Ты жутко голоден. — Видя реакцию Лледоса, я поспешила его успокоить. — Но не думаю, что древние скоро проснутся. Да и судя по вашим, эльфийским, легендам, не такими уж плохими были эти ребята. Куда важнее то, что связывало это кольцо, — я коснулась перстня, висящего на шее, — моего создателя, и древних. И как мне это поможет против Консолии.

Оставшуюся ночь мы просидели в молчании. Каждый думал о своем. Не знаю, что творилось в голове у Лледоса, но выражение его лица менялось каждые несколько минут.

Меня тоже взбудоражили свитки. Я перевязала их синими нитями и уложила в футляры, как было. Но спокойствия мне это не принесло. А что, если древние не спят? Или спят, но не все. Можно ли выйти на такого вампира? Стоит ли? Чего больше во встречи с древним: опасности или выгоды? Мог ли золотой перстень с рубиновой веткой принадлежать какому-нибудь древнему? И как символ рябины связан с создателем, Консолией и все теми же древними вампирами?

Я шумно выдохнула сквозь клыки.

Из-за свитков свою самую главную проблему я так и не решила. Что делать с рукой? Меж тем край неба начинал светлеть. Стали гаснуть звезды.

— Лледос, — тихонько окликнула я эльфа. Он медленно повернулся ко мне. — Я усну тут. А ты отправляйся к ребятам и расскажи, о чем мы узнали.

Без пререканий северянин встал, отряхнул одежду, хоть та и не помялась вовсе. Кожа эльфа под предрассветным небом окрасилась сказочным серо-золотистым цветом.

— Хорошо, — бросил он, — вечером увидимся. Я придумаю, как переправить Яруна и Эгуна через реку.

— Чего тут думать, — раздраженно поморщилась я. — Берёшь за руку одного и другого и ведешь вброд. Сложностей-то?

— Так просто? — эльф не поверил, но перечить не стал. Надо почаще его огорошивать, как сегодняшней ночью. Сразу таким паинькой становится. — Тогда к полуночи встретимся здесь. И не делай глупостей, — он указал взглядом на мою руку. — Мы что-нибудь придумаем.

— Хорошего дня, — вымолвила я, давая понять, что разговор окончен. — Постарайся отдохнуть.

— Ты тоже, — Лледос бесшумно двинулся к реке. Я не уловила шороха его одежды. Степь прятала эльфа, как земля прячет вампиров.

Наступал рассвет. Природа оживала. Выпала первая роса. Предрассветный воздух иногда разрезали далекие крики просыпающихся птиц. Я посмотрела на лилово-оранжевое от поднимающегося светила небо. Сам «глаз богов» еще не выкатился из-за горизонта, но близость его смертельного огня уже опаляла… Огня…

В памяти возникла безумная идея Лледоса спалить меня на костре. Умник е-мое! А ведь доля истины тут была. Конечно, не та, о которой говорил эльф. Это древние могли днем гулять, не я. Но! Кампа — нежить. Ее сожгло солнце. Яд кампы, теоретически, должен сгореть под светилом. Проблема в том, что если я останусь на поверхности, оно сожжет с ядом и меня заодно.

Ашшшшшшш!!!

Новый внезапный приступ боли скрутил меня. Схватившись за больную руку, я каталась по земле, то шипя, то завывая. Трава подо мной хорошенько примялась и опутала мое тело. Мне было так больно, что я позабыла обо всем и о встающем солнце тоже. И зря. Потому что новая боль прожгла не только руку.

Солнце!

Раскаленный шар грозно выглянул из-за горизонта.

В панике, почти ничего не соображая, я постаралась зарыться в землю. Безумное мертвое естество взяло контроль над разумом. Спиной я чувствовала опаляющий жар, не знаю, как не загорелась! И тут я, наконец, провалилась в спасительную землю. Только рано расслабилась. Больная рука намертво запуталась в степной траве и осталась снаружи. Мне показалось, будто мозг сейчас взорвётся от обжигающей боли. Я буквально чувствовала, как мою руку облизало пламя раз, другой. И вот она вся объята алым огнем.