Ночная кукушка - [57]

Как выяснилось, это был кабинет Лорда. Здесь собралось человек десять; они негромко разговаривали, но умолкли с появлением Минервы. А ей сразу стало жарко в пальто — в камине гудело и потрескивало яркое пламя.

— Здравствуй, Минни.

Она подняла голову и увидела Тома — он сидел не за своим столом, а рядом, в кресле. Минерва прошла к нему и, поколебавшись, опустилась на колени и коснулась губами его руки. Так здесь полагалось, а раз уж она приняла метку, не было смысла устраивать бунт по мелочам.

— Можешь встать. Почему ты опоздала? — спросил Том устало и без злости, но тут же сам себе ответил: — А, понятно. Не сразу догадалась, что такое с меткой. Ничего, поначалу у всех бывает.

Вокруг засмеялись. К Минерве подошел Рудольф Лестрейндж и помог снять пальто, пододвинул ей кресло. Лорд уже достал откуда-то оплетенную лозой бутыль темного стекла.

— Держи. Это яблочное вино, — он протянул Минерве бокал. — Мы всегда пьем его в ближнем кругу на Рождество. Хотя вообще у нас принято называть этот праздник по старинке — Йоль. В этом году он не слишком радостный. Видишь, как нас осталось мало...

Оглядевшись, Минерва увидела Рабастана Лестрейнджа, Эйвери, Нотта-младшего, Малфоя. На ковре рядом с креслом Лорда, подобрав под себя ноги, сидела Белла с бокалом в руке. Непривычно тихая, в поблескивавшем серебряной нитью темном платье, она напоминала свернувшуюся кольцами змею. Другая змея — уже настоящая, тонкая, гибкая, с узором из черных и красных пятен, — как шарф, обвивала шею Тома. Змея постоянно двигалась — то, приподняв голову, касалась раздвоенным языком его щеки и волос, то пыталась уползти под рубашку, и тогда Том машинально вытаскивал ее и водружал на место.

Кто-то принес Минерве тарелку с куском рождественского пирога. Она откусила кусочек и почувствовала во рту что-то твердое. Серебряную монетку в пять сиклей.

— Это эльфы запекают в пирог, профессор, — пояснил Эйвери. — Монетка — на удачу. А мне уже который год попадается обручальное кольцо, но я его сразу прячу куда-нибудь и делаю вид, что не заметил. Не хочу жениться.

— Женишься — пожалеешь, и не женишься — пожалеешь, — философски сказал Рабастан, отставил в сторону свой бокал и поднялся. — Кстати, раз уж ты напомнил о семье... Прошу меня простить, милорд, я пойду с вашего позволения. Меня еще ждут дома. Дети расстроятся, если я опоздаю на праздничный ужин. А ночью я должен сыграть роль рождественского деда и положить им подарки под елку. Не сказать, конечно, чтоб эти маленькие паршивцы их заслужили...

Лорд кивнул.

— Когда ты подаешь апелляцию по Долохову?

— Сразу после нового года, милорд. Но заранее хочу предупредить вас, что ничего не выйдет. Рассмотреть ее, конечно, рассмотрят, но... Если бы его хоть взяли не на трупе...

Взглянув на Минерву, он оборвал фразу на полуслове.

— Ясно, — задумчиво сказал Том. — Я, собственно, так и предполагал, но все равно процедуру нужно пройти. Общественность должна видеть, что мы до последнего используем легальные методы. Ладно, можешь идти. Передавай привет жене, — он протянул Рабастану руку для поцелуя.

Вместе с Рабастаном ушли Рудольф с Беллой. Уже одетая в гладкую, словно черный шелк, меховую мантию, Белла все мешкала и несколько раз оглядывалась на пороге, словно ожидала, что Лорд прикажет ей остаться. Но он промолчал.

Еще около получаса прошло за разговорами ни о чем — Лорд расспрашивал Малфоя, как дела у Драко, и делал вид, что ему невероятно интересно слушать о появлении первого зуба, о кубиках и подгузниках. Потом преподнес Люциусу игрушечную метлу — подарок для "крестника" — и отпустил его, а затем и всех остальных.

Минерва осталась. Как ни странно, сейчас она ничего не боялась и не нервничала. Словно вместе с серебряной монеткой в пирог добавили Felix felicis. Когда дверь за последним из гостей закрылась, Том спросил:

— Как тебе наша идиллия?

— Очень мило. Можно сказать, по-домашнему.

Он задумчиво смотрел в огонь, поглаживая блаженно замершую змею.

— А как по мне, так ничего милого. Сегодня я чувствую себя старым одиноким человеком. Не осталось почти никого из тех, с кем мы праздновали Йоль десять лет назад. Рэй Лестрейндж умер от инфаркта, Розье погиб, закрывая меня от взрыва, Эйвери-старший давно не выходит из дома — у него совсем плохо с почками... Долохов и Трэверс в тюрьме, Нотту-старшему сейчас нельзя со мной контактировать — он наше легальное прикрытие в Визенгамоте и должен быть чист. Малсибера лучше не дергать, он ни о ком, кроме сына, думать не может... Вот так-то, Минни.