Ночь Ягуара - [5]

Мойе знал, что священник не одобрял подобную практику, но знал и то, что мертвые пребывают за пределами гнева.

— Я думаю, это почти одно и то же, только в нашем случае обходятся без ягуара. Знаешь, теперь я с удивлением понимаю, что, хотя мертвые не могут лгать, испытывать стыд они, оказывается, вполне в состоянии. Но в ту пору я убеждал себя в том, что рождение ребенка помешает выполнению моего долга, воспрепятствует важной и полезной работе. Как же! Ведь выйди все наружу, и это сразу подорвет мой авторитет, а я был фигурой известной, знаменем борьбы против захватчиков земель и торговцев наркотиками. В результате она избавилась от младенца, вернулась, и мы продолжили сожительствовать, только прежние отношения уже не вернулись. Нас, как и раньше, тянуло друг к другу, но теперь это была любовь пополам с ненавистью, хотя ты, конечно, не представляешь себе, о чем я говорю. Ну и в конце концов, конечно, кто-то настучал епископу, началось расследование, причем мало того что церковное, так еще и полицейское. Подумать только — у них там, в Кайли, совершается по тысяче убийств в год, и дай бог, если раскрывается хоть одно, но чтобы копаться в деле об аборте, нашлись и люди, и время. Короче говоря, меня отправили обратно в Америку — точнее, вознамерились это сделать, но уже в аэропорту я понял, что не могу вернуться с таким позором, я попросту умру от стыда, которого боялся больше, чем проклятия и отлучения. В последний момент я поменял билет и, вместо того чтобы лететь через Боготу в Лос-Анджелес, отправился в Сан-Хосе-дель-Гуавире, а оттуда пешком на юг, в лес. Я собирался идти вдоль побережья, жить рыбной ловлей и ждать, когда Господь приберет меня, но вместо этого нашел вас.

Впрочем, похоже, мне было предначертано встретить смерть от пули головореза, и, таким образом, несмотря на мои грехи и позор, мне была дарована милость и позволено умереть за народ. Да будут благословенны пути Господни.

— Стало быть, это то, что ты хотел мне рассказать? О том, как ты оказался здесь?

— Нет, что ты, это совсем не важно. Я хотел сказать, что тебе и всему твоему народу угрожает большая опасность. Мертвые люди задумали построить дорогу, перебросить мост через реку, войти в Паксто и уничтожить его.

— Но как могут они это сделать? Паксто наш навсегда. Ведь это природный заповедник? Во всяком случае, ты так говорил.

— О да, это заповедник, находящийся под защитой закона. Но, видишь ли, алчность умеет находить лазейки. Одна компания заинтересована в вырубке здешних лесов. В Паксто сохранились последние в Колумбии девственные тропические леса, где растут деревья твердых пород. Нужные люди получили взятки. Но ты ведь не понимаешь, о чем я веду речь, да?

Мойе повел подбородком вверх и в сторону; так рунийя дают понять, когда что-то ставит их в тупик.

— Ладно, — сказал священник. — Ты знаешь, что такое деньги, да?

— Конечно! Я вовсе не невежественный человек и некоторое время жил среди мертвецов. Это листья, на которых изображены лица людей или животных. Ты работаешь, и тебе их дают, а потом ты отдаешь их и получаешь взамен вещи. Мертвец дает деньги другому мертвецу, и он дает ему мачете, а другой дает деньги и получает бутылку писко.

— Очень хорошо, Мойе. Ты, можно сказать, экономист. Скажем, один из этих листьев, которые ты видел, — это банкнота в тысячу песо. Три таких листа равноценны одному листу из земли мертвых, который мы называем доллар.

— Да, я слышал это слово.

— Наверняка. От него нет спасения. Так вот, на банкноту в одну тысячу песо можно купить бутылку писко, а на десять таких можно купить мачете. Ну а вот столько, — священник руками изобразил в воздухе кубический метр, — дерева ру'уулу стоит пятнадцать тысяч долларов.

Священник перевел эту сумму в писко, мачете и бутылки с тростниковой водкой, и живой человек рассмеялся.

— Это безумие, — сказал он. — Никто не может носить так много мачете, и десять людей не могут выпить столько писко за всю свою жизнь.

Он едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, ведь в присутствии мертвых смеяться невежливо, но когда он вообразил себе этих уай'ичуранан, едва держащихся на ногах от пьянства и норовящих размахивать гроздьями мачете обеими руками, это было очень трудно.

Однако знахарь сумел сдержаться, и священник продолжил:

— Да, безумие, но это правда. Есть люди, желающие заполучить ру'уулуан и другие большие твердые деревья. Эти люди явятся в Паксто и вырубят лес до голой красной земли, а когда чиновники правительства укажут им, что они поступили неправильно, эти люди извинятся, со смехом заплатят штраф в тридцать долларов за дерево, а древесину оставят себе. Вот как это делается, друг мой. А если твой народ попытается помешать им, они застрелят всех вас, как пристрелили меня.

Мойе впустил эти слова в свои уши, но они не укладывались у него в голове, ибо сказать, что Паксто будет истреблен, было все равно что сказать, будто обрушится небосвод или что воздух обратится в воду. Мертвец словно прочел его мысли (правда, это его не удивило) и тут же добавил:

— Да, они, безусловно, могут, у них есть машины, которые рубят лес, как много рук сразу, и они сделают это, если их не остановить. Вот почему я отправился в Сан-Педро, и вот почему они убили меня.