Ночь Волка - [31]

Задумавшись, Шилов залез пальцем в нос, долго и самозабвенно ковырял там, извлек какую-то субстанцию и принялся внимательно ее разглядывать.

– Саша, – возмущенно сказала Галя.

– А-а, – спохватился Шилов и убрал руку, засмеялся, встал из-за стола и неверной походкой, не прощаясь, отправился в спаленку. Он был уже изрядно пьян. Прежде, чем скрыться в ней, он обернулся и заявил:

– А, между прочим, джинсы тоже придумали евреи.

Через некоторое время Галя заглянула за шторку и сообщила, что он спит. Марат, тяжело вздохнув, поглядел на часы. Часы показывали двенадцать часов. Марат сказал: «О-о», пошел и сел на продавленный диванчик.

– Марат, а может, ты с Викой ляжешь, а гостя, мы положим на диванчике, – предложила Галя.

– Ну что ты Галя, как я могу лечь спать с девственницей, – совершенно серьезно ответил Марат, – тут же родители войдут с образами, и жениться заставят. Разве вы не знаете, как женили Моцарта?

– Ничего страшного, – сквозь зубы сказала Вероника, я полотенцем обмотаюсь, вафельным.

– Исключено, я буду спать здесь, – твердо сказал Марат, и, прекращая дискуссию, вытянулся на диванчике. Вероника фыркнула и скрылась за шторкой. Галя вздохнула и обратилась к гостю, который, глупо улыбаясь, ожидал своей участи:

– Может, вы на печи спать ляжете, а?

– Мечтаю просто, – бодро ответил Костин.

– Пойдемте, я вам покажу.

Костин последовал за хозяйкой. Когда они вышли из комнаты, из-за шторки показалась Вероника; она швырнула Марату подушку, показала язык и вновь скрылась.

Галя отвела охотника на кухню и показала, откуда залезать на печь.

– Спасибо, а это куда? – спросил Костин, указывая на дверь.

– Там еще дворик, – пояснила Галя, – сарай с дровами, хлев, бывший сеновал.

– В туалет отсюда можно попасть?

– Здесь забор. Лучше в ту дверь. Вы сейчас пойдете?

– Нет, я так, на всякий случай спросил.

Галя пожелала гостю спокойной ночи, проверила, закрыта ли входная дверь и присоединилась к спящему тяжелым сном Шилову.

Марат закрыл глаза, но тут же открыл, потому что комната поплыла и стала переворачиваться. «Ах, сколько раз, вставая ото сна, я говорил, что впредь не буду пить вина, – вспомнил Марат и тяжело вздохнул; не далее, как утром, мучаясь головной болью, он дал себе клятву не пить больше. Марат приподнял тело на локтях, подался назад, уперся затылком в диванный валик. Он решил полежать так, с открытыми глазами, пока не рассеется переворачивающий комнату дурман. Занавеска, отделяющая спаленку, где спала Вероника, слегка колыхалась, словно от чьего-то дыхания. Марат сообразил, что ткань колышет разность температур в комнатах; в горнице, где он лежал, было прохладно, в то время как в спальнях, примыкавших к печи, было очень тепло. За окном по-прежнему бушевала метель, и вой ветра почему-то напомнил Марату ту южную ночь на заморском курорте, когда ветер бушевал за балконной дверью гостиничного номера; ему даже показалось, что он слышит, как с грохотом обрушиваются на берег мощные волны гневного моря.

Память увлекла Марата еще дальше к концу дня, завершившемуся неожиданным подарком судьбы. Марат ждал Веронику в холле гостиницы, среди кадок с пальмами. Поодаль, в скопище кресел, восседала футбольная российская команда под названием не то «Торпедо», не то «Эспераль»; надо было обладать таким везением, чтобы приехать на средиземное море и попасть в одну гостиницу с людьми, общения, с которыми он всегда избегал в России. Оказываясь с ними в лифте или в гостиничном ресторане, Марат тоскливо выслушивал родную речь основательно разбавленную густым матом. Из обрывочных фраз Марат узнал, что команда приехала сражаться с местным футбольным клубом. Утром и вечером их куда-то увозил автобус, видимо на тренировки. А в свободные от тренировок часы футболисты наперебой ухаживали за Вероникой. Вот и сейчас, увидев Веронику вышедшую из лифта, футболисты оживились, и стали пихать друг друга локтями, показывая на девушку. Вероника была в очень коротком бархатном облегающем платье черного цвета, которое без обиняков являло миру совершенство ее бюста и бесконечную длину ее ног, заканчивающуюся черными же лаковыми лодочками. Короткое платье при ее гренадерском росте выглядело нелепо, но эффектно. Марат улыбнулся приближающейся девушке, боковым зрением отмечая изумление футболистов.

– Спину не жжет? – спросил Марат.

– Нет, – удивилась Вероника, – а что с моей спиной.

– Пейзаж ест вас глазами, – сказал Марат и, видя недоумение отразившееся на лице девушки, спросил – разве вы не сделали памятный снимок на фоне футбольной команды?

Вероника засмеялась и пояснила несколько виновато:

– Это же для потомства. Не ревнуйте.

– Вынужден с вами не согласиться, для потомства нужно делать совсем другое, а снимок был сделан для потомков.

– Точно, – согласилась Вероника, – совершенно верно, именно для этого я сделала снимок, господин умник.

– Прошу – предложил Марат, поводя рукой, и дотрагиваясь до ее локтя.

– Только предстоящий ужин мешает мне разозлиться и пойти погонять мяч с соотечественниками, – сказала Вероника, следуя за ним. Марат не понял, шутила девушка или говорила серьезно. Стеклянные двери бесшумно раздвинулись и закрылись за ними, лишив парочку кондиционированного воздуха.