Ночь волчицы - [2]

Говорили мало, лечили многочисленных раненых, а иногда по вечерам тишину нарушала грустная песня волынки. Мьолльн, сидя у огня и подняв глаза к звездному небу, играл мелодии, которым его научила Фейт. Каждая нота была плачем по бардессе. Сердце каждого хранило воспоминание об арфистке и магистраже. Каждая душа разрывалась от горя.

Кейтлин пыталась утешить друзей ласковым словом. Бродячая актриса была столь же искусной рассказчицей, что и бардесса. Слушая ее истории и предания, люди забывали горести и наслаждались долгожданным отдыхом. Рядом с ней сидел Фингин и добродушно улыбался. Порой их руки соединялись.

Молодой друид старался скрыть свое желание двинуться в путь. Он не хотел торопить Алею и Эрвана, потому что знал — отдых нужен не только их телу. Но их звал народ. Колесо истории не замерло. Какой бы горькой ни была потеря двух дорогих существ, там, далеко, в Гаэлии, продолжалась жизнь, и однажды наступит день, когда придется двигаться дальше. Идти навстречу истории. Их окружали солдаты, которые могли это доказать. Гаэлия была готова идти вперед.

Первым на ноги встал Эрван. Через несколько дней он наконец смог нормально ходить, а вскоре даже отправился на охоту, чтобы принять участие в добывании пищи для общего котла. Он надолго исчезал один в самой чаще леса и возвращался под вечер, в желтоватых осенних сумерках, его длинные светлые волосы были спутаны, он нес на плече добычу. Многие солдаты, которые теперь звали его генералом, настойчиво предлагали ему свою помощь. Но молодой магистраж хотел побыть один. Словно его влекла не охота, а желание развеять горечь утраты. Воспоминание об отце. Ведь Галиад Аль'Даман был единственным близким ему человеком. А девушка, которую он любил, пока ничем не могла ему помочь.

Алеа хранила молчание. Когда она не спала, то сидела, погрузившись в толстый тяжелый том Энциклопедии Анали, которую всегда держала подле себя. Сначала она неторопливо переворачивала страницы лежавшей на коленях книги, училась читать, понемногу продвигаясь вперед, подолгу отыскивая значения слов, упрямо вглядываясь в буквы, которых пока не знала. А через несколько дней читала уже свободно, будто умела это всегда. Страницы перелистывались все быстрей, взгляд девушки становился пристальнее. А глаза горели все ярче.

Однако она по-прежнему не разговаривала. Ни с Мьолльном, своим верным спутником, ни с Эрваном Аль'Даманом, юношей, который ее любил, ни с Фингином, молодым друидом, которого она призвала к себе, не говорила Алеа и с Кейтлин, которую, однако, нежно любила, как сестру. Но, кроме Мьолльна, все, казалось, смирились с ее молчанием. Зато гном с каждым днем волновался все больше. Он усаживался возле девушки, долгими часами глядел, как она читает, потом, видя, что она по-прежнему нема, шумно выходил из маленькой хижины, раздраженно вздыхая.

Сотня солдат, разбивших лагерь вокруг ее жилища, носили ее герб, но и они не слышали от нее ни единого слова. Они служили ей, воевали за нее, видели, как ради нее умирают их братья, но сейчас она отстранилась от них, уединившись в хижине, в которую никому не было доступа. Алеа еще ни разу не выходила оттуда, и многие солдаты даже не видели ее лица. Однако все разговоры были только о ней. Она была красивой, высокой, сильной, к ней были обращены все надежды преданной ей армии.

Но за красным пологом, закрывающим вход в хижину, где отдыхала Алеа, спутники слышали только ее молчание.

И вот как-то вечером, когда все ужинали за маленьким столом, который смастерил гном в самом начале их жизни здесь, Алеа, по-прежнему лежа в стороне на своем ложе, заговорила.

— Фингин, нам с тобой нужно поговорить, — произнесла она, не глядя на своих друзей, словно тишина не разделяла их эти долгие дни.

Все недоуменно переглянулись, потом повернулись к ней.

— Слушаю тебя, — ответил молодой друид и положил на стол деревянную ложку.

— Нет, не здесь, — сказала Алеа, внезапно поднявшись. — Пойдем погуляем в лесу.

— Боишься, что мы услышим? — гневно воскликнул Мьолльн. — Вот как! Ты от нас что-то скрываешь?

Кейтлин нахмурилась и сделала гному знак помолчать. Но Алеа улыбнулась. Она почти забыла нрав господина Аббака.

— Нет, Мьолльн. Мне просто нужно пройтись и подумать. Фингин может мне помочь. Но если ты тоже хочешь пойти — пожалуйста. Мне нечего скрывать. Особенно от моего самого старого друга.

— Так-то лучше, — поморщился гном. — Ну да, я хочу пойти. Ахум. Мне тоже надо пройтись и подумать. Великая Мойра! И это тоже верно, я твой самый старый друг.

— Пошли, — сказала Алеа и твердым, почти торжественным шагом направилась к выходу.

По дороге она взяла посох Фелима и накинула на плечи его длинный белый плащ. Друзья ошеломленно смотрели, как она двигается. Как видно, она была уже совсем здорова. Только все больше и больше непредсказуема. А еще казалось, что она стала выше ростом. Словно за время болезни повзрослела на несколько лет. Высокая, стройная, уверенная и красивая, она была уже не ребенком, а решительной девушкой. Мьолльн соскочил со скамьи и поспешил следом. Вскоре Фингин присоединился к ним, бросив извиняющийся взгляд на Кейтлин и Эрвана. Но они были рады уже тому, что Алеа заговорила. И пока вздохнули с облегчением.