Ночь в «Восточном экспрессе» - [91]

— Нас провели, — сказал Арчи. — Теперь мне придется дать ему громадные чаевые. Он взял не так, так этак.

В тот вечер Арчи и Эмми долго не могли выбрать место для ужина, которое устроило бы обоих. Наконец они нашли одно заведение напротив мастерской, где ремонтировали гондолы, достойный, настоящий венецианский бар-бакаро, там подавали чикетти, итальянский вариант испанских закусок тапас. Молодые люди просидели не один час, заказав для начала брускетту и боккончино, а также фритто-мисто[33], затем последовала здоровенная миска ризи-э-бизи, фирменного блюда этой харчевни. Название его переводилось как «рис с горошком», но казалось слишком прозаичным для густого, насыщенного сливками и таявшего во рту кушанья. В конце ужина они заказали по порции панна-котты[34] с черной смородиной, и владелец поставил на их стол бутылку граппы.

— Невежливо будет не попробовать, — заявил Арчи и налил по стаканчику огненного напитка.

К тому времени, когда они вышли на улицу, солнце давно уже село. Эмми взяла Арчи под руку, и они неторопливо пошли вдоль канала, разомлевшие от обильной трапезы, а через двадцать минут безнадежно заблудились.

— Я уверена, что вот тот мост ведет к площади, которая ведет к другой площади, которая ведет к мосту рядом с нашей гостиницей, — неопределенно указала Эмми.

— По мне, этот мост ничем не отличается от других.

Упало несколько очень крупных дождевых капель.

— Будет дождь.

— Надо бежать.

— Мы не знаем, куда бежать.

Небеса разверзлись, и словно все содержимое лагуны обрушилось на их головы. Арчи и Эмми оказались в окружении серой бесконечности, здания смыкались вокруг них, канал рядом был черным, как чернила. Поблизости никого не было видно. Все благоразумно нашли себе укрытие. Арчи и Эмми развернули карту, но через несколько секунд она промокли и сделалась абсолютно нечитаемой. Арчи снял джемпер и, накинув его на голову Эмми, потащил девушку к ближайшему дверному проему. Под портиком оказалось достаточно места, чтобы укрыться. Стоя рядом с ним, Эмми дрожала от холода. Арчи посмотрел на нее: волосы у девушки прилипли к голове, тушь стекала по щекам. Им овладел порыв, какого никто у него никогда прежде не вызывал. Не такого рода.

Больше всего на свете ему хотелось поцеловать Эмми.

Она подняла на него глаза.

— Никогда не видела такого ливня.

Арчи не мог оторвать взгляда от ее глаз. Встревожившись, Эмми немного отстранилась.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила она.

Нет. Нет, совсем нет. Его словно громом поразило, и он сейчас натворит страшных глупостей, если не поостережется. Он отвернулся.

— Арчи!

— Можем с таким же успехом и побежать, — сказал он. — Мы все равно промокли до нитки.

Он шагнул из укрытия под поток. Вода потекла за воротник по спине. Он замерзал. Замерзал снаружи — и изнутри. Сердце казалось холодным, как гранит.

Взволнованная Эмми трусила рядом с ним, стараясь не отставать, потом ее лицо осветилось.

— Сюда! — воскликнула она, указывая на ближайший переулок. — Это здесь. Точно. Я помню этот фонтан. Мы все же не так далеко от гостиницы.

Арчи не ответил. Она схватила его за руку и потащила за собой.

— Идем же! — подгоняла она его. — Ты подхватишь смертельную простуду!

«Может, — подумалось Арчи, — это был бы выход». Быстротекущая двусторонняя пневмония, которая унесет его и избавит от страданий. Смерть в Венеции. Как уместно[35].

Но он тем не менее поспешил за Эмми, вежливость пересилила отчаяние. Эмми нужно было как можно скорее попасть в гостиницу, где тепло и сухо.

Когда они добрались до гостиницы, Арчи прямиком отправился к себе в номер.

— Увидимся утром, — промямлил он. — Я что-то не очень себя чувствую, если честно.

Не глядя на девушку, Арчи закрыл дверь. Сел на кровать, оставляя на пуховом стеганом одеяле мокрые следы. Его била дрожь. Чем скорее они вернутся в Англию, тем лучше, думал он. Пока он не выставил себя дураком.

Завтрак на следующее утро был пыткой. Арчи свалил свою молчаливость на граппу.

— От этой водки у меня болит голова, — сказал он, но с головой у него все было в порядке. Это сердце его болело.

Он съел, сколько мог, сладких рогаликов с клубничным джемом, лишь бы чем-то себя занять. Эмми развернула свой рогалик и бросала крошки на землю, где их клевали маленькие птички. Молодые люди почти не разговаривали. Эмми явно была озадачена его настроением, но Арчи не знал, как оправдать свою мрачность.

Подходило время отъезда, а мысль о возвращении домой была ему невыносима. От одного воспоминания о жалком коттедже и дожидающейся работе мурашки ползли по телу. Арчи не хотелось думать ни о ферме, ни о своем бизнесе. Ни о жизни без Джея, который звонил и вытаскивал его в паб или в Твикенхем на матч по регби. Но выбора у него не было. Они с Эмми отправятся в аэропорт сразу же после завтрака. В Хитроу они, неестественно оживленные, без сомнения, попрощаются и дадут друг другу обещание встретиться за ленчем, которое не сдержат. И она ускользнет у него сквозь пальцы, и он никогда больше ее не увидит, а сам он исчезнет у себя на ферме и превратится в отшельника, как Джей и предсказывал, потому что без Джея, не дававшего ему покоя, его светская жизнь сойдет на нет. И с каждым днем он будет становиться все более скучным, все меньше походить на человека, которым хотел быть, и больше никогда не почувствует того дуновения тепла, которое принесла в его жизнь Эмми, проблеска оптимизма, ощущения, что в мире есть еще что-то.