Ночь умирает с рассветом - [73]

Шрифт
Интервал

Зарастай моя дорога,
Травой мелкой, муравой...
Что не травонькой-муравой,
Все лазоревым цветком.

Егорка притих, словно заслушался. Лукерья сидела на кровати, устало улыбалась, клонилась к подушкам, ее долил сон...

Как на этом было на рассветочке
Мелки пташечки сидят.
Мелки пташечки, горюшечки,
Жалобнюшенько поют...

Егорка уснул. Тетка Катерина покачивала его на руках, приговаривала:

— И ручка у нас спит, и ножка спит... Хворь из ребеночка сном выходит. Всхрапни, Егорушка, да присвистни, вот и ладно будет. Ходит дрема по сенюшкам, половичками тихо поскрипывает...

Лукерья уронила голову на подушку — не совладала с собой, забылась тревожным, некрепким сном.

Тетка Катерина баюкала Егорку, пела песенку:

Выйди, милый, на часок,
Скрылось солнце за лесок.
Выйди, милый, на часок,
Выйди, милый, чернобровый.
Расскажу тебе я сон,
Сон про вашу, сон про нашу
Сон про вашую любовь.

Руки у нее занемели, она опустила Егорушку в люльку, склонилась над ним, укутала тепленьким. Только отступила от люльки, Егорка заплакал... Лукерья встрепенулась, сон как рукой сняло. Взяла сына, прижала к себе.

Егорка кричал. По лицу Лукерьи текли слезы...

— Тетушка Катерина, — с трудом проговорила Лукерья. — Сходи к попу, позови Антониду... Ученая она, в городе всякие науки проходила. Может, наставит на ум... Ой, помрет сыночек, покинет меня Егорушка... Не снести мне, не пережить...

— Может, сглазил кто?.. Бабку надо, — со вздохом промолвила Катерина. — Бабку-шептунью... Которая от глазу заговаривает. В Воскресенском живет Харитинья... Еще, говорят, бурятские ламы от болезней шибко помогают: по обгорелой бараньей лопатке гадают, целебную воду аршан дают.

— Сходи по Антониду...

Егорка кричал. Антонида пришла огородами — стыдилась показываться людям в своем положении. Разделась, развернула мальца, оглядела беспокойными глазами.

— Не знаю, что с ним... — растерянно сказала она. — Видно, простыл. В тепле надо держать. Доктора бы...

— Где его возьмешь... — Луша заплакала. — Мне завтра в город надо, на совещание требуют. Как больного оставлю?

— Ты, Лукерья, с ума сошла. — Всплеснула руками Антонида. — Какой город, какое совещание? Ребенок в жару, разве можно его оставить? Смотри, губки запеклись... Ты что, погибели ему хочешь? Бросить больного ребенка, уехать на какое-то совещание... Безумие. А вдруг без тебя с ним что случится? Есть у тебя материнское чувство? Совесть у тебя есть? Столько несчастий пережила, как терпишь, не знаю... Неужели хочешь потерять и ребенка?

Луша закрыла ладонями лицо.

— Бабку Харитинью надо, из Вокресенского, — посоветовала тетка Катерина. — Она любую хворь заговаривает.

— Не знаю, — с сомнением проговорила Антонида, — я знахаркам не очень доверяю. Лучше врача, но ведь нет его... — Она повернулась к Лукерье. — А поездку ты выбрось из головы. Ни одна мать никогда не решится уехать от больного ребенка.

Лукерья молчала, склонившись над люлькой, Антонида оделась, пошла к двери. Остановилась, обиженно сказала:

— Какая ты... Столько не виделись, а ты даже не спросила, как я живу.

— Антонидушка... Не до чего мне сейчас. Не серчай, Егорушка же...

— Понимаю, Лушенька, понимаю, — торопливо и сухо проговорила Антонида. — Поправится, все будет хорошо. До свиданья, подружка. Не думай о поездке, надо быть с сыном.

Антонида ушла. Лукерья взяла Егорку на руки, зашагала с ним по избе. Егорка пригрелся, притих.

«Как мне быть, господи? — Лукерья растерянно огляделась по сторонам. — Кто научит, у кого попросить совета? Как брошу на чужих людей больного ребенка. Али не ездить? Может и правда не ездить? А там вон какое важное дело, вся наша жизнь пойдет, как там скажут. Не одна моя жизнь, а всего села...» Она вдруг отчетливо поняла, что в городе будут говорить не только о Густых Соснах, а о больших переменах в жизни всего народа. «Нельзя не ездить. А как же Егорушка, сыночек мой ненаглядный? Нету тятеньки, он бы объяснил, как будет правильно...» Лукерье вспомнилось, как отец однажды сказал, когда ему было очень тяжело: надо понимать, для чего мы все это делаем — сотворили революцию, победили стольких врагов на войне. Мы сделали это для народа, для счастливой жизни многих людей. Когда это постигнешь, и жертвы станут для тебя легче и трудности куда как проще. А будут у нас еще жертвы, и трудности... Еще отец сказал: проживи хоть два века, хоть три, а если не сделаешь для людей ничего доброго, грош цена твоей долгой жизни.

Вот какой был тятька... «Надо ехать, — твердо решила Луша. — Я все понимаю, тятенька... Всякие трудности оборю, не за зря проживу на свете. Поеду... Оставлю сыночка на тетку Катерину, она как родная мать ему...»

К вечеру Егорке стало хуже. Луша натерла ему спинку коровьим маслом, завернула в теплый платок. Егорка кричал. «Куда же я поеду, — снова с тоской и смятением соображала Лукерья. — Вон, как плохо ему... Нельзя ехать, бросать больного на чужие руки...» Ей вдруг страшно представилось, что она вернулась из города, а Егорка умер. Луша прижала сына к груди, без сил опустилась на кровать. «Нет, не поеду, — сказала она с отчаянной решимостью. — Не могу ехать... Вся жизнь моя в Егорушке, весь свет в нем. Никто меня не осудит — мать ему я, один он у меня... Не поеду».


Рекомендуем почитать
Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.