Ночь - [5]

«Что за глупости?» — одёрнула я себя. Ничего себе любящая дочка, которая, проснувшись в темноте, первым делом бежит грабить отцовское имущество. Я даже улыбнулась при этой мысли, но сама ощутила, насколько неестественно эта улыбка смотрится на моём лице.

Отца нет. Что дальше? Я подумала о матери. Она занималась только домом, работы у неё не было. Ещё три года назад преподавание английской литературы было важной составляющей её жизни, но с той ночи, когда у неё случился инсульт, она могла передвигаться только в пределах четырёх стен. Она увядала на глазах, хотя была на десяток лет моложе отца. Даже сейчас мать была красива. Болезнь могла отобрать у неё здоровье, превратив кожу в папиросную бумагу, но красоту — нет.

Я жевала губы, покачивая фонарём. Нужно было скорее что-то придумать, иначе неопределённость могла свести меня с ума. Какая-то цель, неважно какая. Главное — не стоять в оцепенении среди пустого коридора, ощущая на плечах тяжесть пятиэтажной громады, которая возвышается надо мной.

Например, сходить в туалет.

Он был рядом, в трёх шагах. Я дошла за считанные секунды. Не то чтобы мне сильно хотелось, но, раз подвернулось…

Я несмело толкнула дверь с символическим женским силуэтом. Синий кафель матово заблестел в свете фонаря. Раковины, кабинки — всё, как полагается. Почему-то при взгляде на убранство комнаты мне совершенно расхотелось входить, но, в конце концов, мне нужно было немного времени, чтобы обдумать своё положение и то, что же мне делать дальше. Я прошла в одну из кабинок и — ну не чудо ли — услышала тихое журчание воды в трубах. Безмолвие было сломано. Я искренне порадовалась, хотя понимала, что это ничем помочь мне не может.

Сколько бы я ни размышляла, вслушиваясь в игру воды в трубе, я ни к чему определенному не пришла. Единственным светлым проблеском была ничем не обоснованная вера, что где-то в городе должны быть ещё люди. Я не знала, что произошло, но раз меня затянуло в этот кошмар, то почему бы и не кого-то другого из тысяч жителей города? Значит, я не одна, нужно только поискать…

Но беда была в том, что я понятия не имела, где искать. Мне не хотелось бродить вдоль ночных дорог среди мёртвых машин, выкрикивая визгливые кличи. Даже сейчас, в кабинке, при воспоминании о жутком путешествии защекотало глаза, а в горле встал солёный комок.

«Прекрати», — нервно приказала я себе и, закрыв глаза, дождалась, чтобы приступ горечи прошёл.

«Должно быть, это сон. Может, ты больна. У тебя температура, ты бредишь. У твоей постели врач, который кладёт марлевую повязку на лоб…»

«… ты умираешь».

Да хоть так — и то лучше, чем полное неведение. То, что происходило вокруг, не могло быть правдой. Белый круг от фонаря на двери кабинки — фальшивка. Эта ночь — не настоящая.

Я вышла из кабинки и подняла фонарь с пола. Мне кажется, или луч потихоньку слабеет? Должно быть, такая махина съедает заряд будь здоров. Батареям долго не жить.

Я подошла к раковине, чтобы помыть руки. Смотрела на серебристую головку крана, не отводя взгляда. Передо мной было обширное зеркало, но меньше всего мне сейчас хотелось увидеть в нём себя. С детства я усвоила, что смотреться в зеркало в тёмное время суток — дурная вещь. Но когда я брала фонарь после того, как умылась, глаза случайно зацепились за освещённую поверхность зеркала.

За стеклом опять была ненавистная двойница, нагло поливающая меня шквалом белого света. С мертвенно-бледным лицом, расширенными глазами и приоткрытым ртом. Раз взглянув, я уже не могла отвести взгляд и жадно изучала каждую складку на её серой блузке с кармашком на груди. Волосы растрепались, но из-за того, что я носила нехитрую причёску (прямые чёрные волосы немного ниже плеч, мода навсегда), это было не так заметно. На лбу красовалась шишка пурпурного цвета. Я потрогала себя за кончик носа. Двойница сделала то же самое. Я заметила, что она сутулится, будто на плечах лежит тяжёлая ноша. Это было плохо, и я немедленно исправилась. Конечно, через минуту я упущу контроль, и спина опять прогнётся.

Около минуты я изучала своё отражение с бессмысленной педантичностью. Не знаю, чего ждала — может быть, какого-то подвоха; например, что двойница за стеклом шевельнётся без моего участия. Она этого не делала. Вода текла в трубах, и, когда мне надоело видеть подрагивающее бледное лицо, я отвела взгляд в сторону кабинки, откуда доносилось журчание. Тут я впервые столкнулась с ужасом, подобным удару молнии — крошащим нервы и кости, оставляя от тебя лишь оболочку, распираемую животным страхом.

Кабинка была не пуста. Пока я любовалась собой, там, в тёмном пространстве, выросло нечто, что молча наблюдало за мной. Фонарь не был направлен на кабинку, но я увидела присутствие чёрной фигуры в проёме. Кажется, фигура даже шевельнулась, когда я увидела её. Я открыла рот, втягивая воздух; кожа на всём теле съёжилась, поры закрылись, ледяная волна пронеслась от макушки до пяток. Раньше я считала, что «окатило ведром воды» — лишь образное сравнение… но это было действительно так. Меня передёрнуло, на меня обрушился мерзлый водопад.

Должно быть, невыразимая паника длилась недолго. Когда способность соображать вернулась, я схватила фонарь и развернулась к кабинке. Трубы по-прежнему отливали тихую музыку, унитаз сиял эмалью, и никого не было. Никого.