Ночь - [28]

«Что это было?!».

Должно быть, Тейлор Грант. Вне всякого сомнения, мёртвый. Я видела мертвецов редко. В последний раз — когда была на похоронах своей подруги Стефани, погибшей из-за удара током. Электрический чайник был неисправен, а она не позаботилась выдернуть шнур из сети, прежде чем наливать воду. В ночь после похорон мне снились кошмары.

— Киппи, — позвала я, не узнавая свой голос. — Киппи, миленький, иди сюда…

Я поискала его и нашла сбоку шагах в пяти. Он неуверенно семенил на зов и остановился, попав в свет. Мне стало немного легче. Киппи здесь. Я не одна. А мертвецы… они оживают только в фильмах и в плохих сказках.

Я кое-как собралась с духом и снова направила свет на повешенного, заранее прикусив язык. Он висел в прежней позе, ноги в полосатых носках отстояли от земли на фут. Голова свисала на грудь. Мне показалось, что у человека сломана шея. Я смотрела, не мигая, отключив способность соображать. Просто запечатлевала изображение в памяти. Затем, отвернувшись от трупа и зажав виски пальцами, позволила себе думать.

Итак, это был молодой человек. Был… Если глаза меня не обманывают, он одет в демисезонную куртку и джинсовые брюки. Но что-то в нём было не так. Я попыталась воссоздать перед глазами облик мертвеца. Как назло, ум занимала только тёмно-синяя куртка, полосатые носки и брюки. Остальные детали разум упустил. Может, счёл слишком страшными, чтобы запоминать?

Вспомнив, что я сижу на рюкзаке бедняги, я притянула его к себе. Внутри только окаменевший хлеб, одна бутыль с водой (и то неполная), шариковая ручка, спички и тонкая кипа газет. Заголовок я узнала с первого взгляда: на такой же газете была написана записка, которую я нашла в хижине. Значит, он…

Я закрыла лицо руками. Вот и всё. Дождалась, чего хотела. Ну почему он сделал это? Ведь Маяк был уже близко! Мы могли объединить наши запасы и дойти вместе! Неизвестно, кого мне было больше жаль: себя или его. Должно быть, всё-таки себя. Человека, который висел за моей спиной, я в некотором смысле даже ненавидела в ту минуту — за то, что он обманул мои ожидания, бросил одну.

Медленно-медленно я развернулась ещё раз. Теперь нужно смотреть на голову, пусть это и будет нелегко. Нужно узнать, что же в этом повешенном неправильно…

Копна чёрных, ставших похожими на проволоку волос. Лицо скрывалось в тени. Я не дышала. Шея была тонкой, кожа — серая бумага. Я перевела взгляд на руки человека, свисающие по бокам. Узкие длинные пальцы. Прямо-таки нечеловечески длинные… Одежда болталась, как на пугале.

Вот что было не так. Он был слишком худой. Никакой голод, никакие страдания не смогли бы сделать из человека такое подобие скелета. Словно его раздавили… под прессом…

Фонарь внезапно обрёл чудовищный вес. Луч ушёл вниз, потеряв Тейлора Гранта. Я приоткрыла рот; новый приступ визга ужаса был не за горами.

Грант не убивал себя. Его убили. Его убило то самое чудовище, которое расправилось с бедной собакой.

И, может быть, в этот самый миг ОНО подкрадывалось ко мне.

Пальцы начали трястись. Я присела на землю, выискала одной рукой фонарь, другой — рюкзак Гранта. И вскрикнула, когда где-то за спиной в лесу… шагах в двадцати, не больше… громко треснул сук. Киппи мгновенно развернулся и поднял дрожащие передние лапки. Зверёк тоже был смертельно напуган.

— Уходим, Киппи, — прошептала я, поднимаясь. — Бежим…

Налетел лёгкий порыв ветра, и мертвец закачался на суку. Верёвка скрипнула. Вообразив, будто Грант начинает оживать, я переметнула луч к нему, готовая свалиться в обморок. Но он лишь повернулся ко мне лицом, позволив разглядеть выступающий подбородок, на котором были засохшие бурые пятна. И шея, безусловно, сломана. Не при повешении, нет…

Я побежала. Даже не сразу отдала себе отчёт в том, что сошла с дороги и устремилась прямиком к Маяку. Под ногами шуршали стеклом умершие листья. То и дело я наталкивалась на деревья, рвала об их кору свитер, но не останавливалась. Даже забыла о Киппи, но, слава Богу, он не забыл обо мне. Не помню, где именно я уронила один батон хлеба, который лежал в открытом рюкзаке Гранта. Когда бег отнял все силы, ноги подкосились, и я упала на землю. Вдохнула воздух полной грудью, чтобы унять бунтующие лёгкие. В рот тут же забились листья и хвоя. Я не стала их выплёвывать. Не выпуская фонарь из рук, я перекатилась на спину и посветила назад, ожидая увидеть большое чёрное чудище, идущее за мной, сваливая стволы деревьев. Но увидела только маленького бельчонка, который сидел в окружении палой листвы. Я сказала ему, что отдохну и встану, дам ему еды, но не сдержала обещания — сил не осталось даже на то, чтобы присесть. Я так и заснула, лёжа на спине, без костра и ужина. Стоит ли сказать, какое замечательное у меня выдалось утро, когда я проснулась и нашла, что промерзла насквозь. Киппи спал рядом. Его шерстка то и дело подрагивала от холода.

Теперь, когда дороги не было, компас у меня был один: синий луч, по-прежнему вращающийся над линией горизонта. Я держала путь прямо на него, не позволяя себе делать и шага в сторону. Что-то подсказывало мне, что грядут перемены: деревьев становилось мало, даже шум ветра, казалось, меняет тембр. Я шла медленно, словно пробуя на вкус каждый свой шаг. В голове поселилась пустота, которую я не могла ничем заполнить. После вчерашнего насыщенного дня я чувствовала себя раздавленной, хуже того — во мне угасало само желание двигаться, идти к Маяку. Да, он всё ближе и ближе, но всё равно слишком далеко. А монстр, должно быть, следует за мной по пятам, ни на миг не упуская из своего взора. Когда ему надоест смотреть на меня издалека, он просто догонит меня и расправится, как сделал это с Грантом и псом. Так какая разница, быстро я иду или медленно, и иду ли вообще?.. Временами собственное безразличие пугало меня, и я утверждала себе, что это просто временная слабина, и время всё поставит на место. Но прошло три часа, четыре, а апатия не желала отступать. Во время обеда я сказала Киппи, чтобы он убежал в лес, если со мной что-то случится.