Ночь Саммерсенда - [73]

Я наклоняюсь над комодом. Упираюсь локтями в дерево, прижимаюсь лбом к зеркалу. Делаю тяжелый вдох, от которого запотевает стекло.

– Она немного размазана, – извиняющимся тоном говорит Ариен. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что он говорит об иконе. – Над ней следует работать месяцами. Наносить слой краски, дожидаться его высыхания, и только потом наносить следующий. Но… ладно, ты сам все увидишь.

Я роюсь в своем комоде и достаю чистую рубашку. Протискиваюсь в нее, ткань прилипает к моей все еще влажной коже. Затягиваю шнурки на воротнике и иду обратно через комнату.

– Я уверен, что все будет хорошо. Мы не пытаемся создать святилище для Леди. Это просто… Лета.

Ариен затихает. Осознание серьезности того, что мы делаем, давит на меня. На нас обоих. Как будто в первый раз. Странно, как это, после всего – яда, видений, того последнего отчаянного момента в Вейрском лесу – стало реальностью. Осознание того, что Виолетта Грейслинг, с ее покрытыми шрамами коленями и растрепанными волосами, с ее идеальной предрасположенностью к катастрофам, сродни… богине.

Ариен смотрит на холст. Он перекладывает его из одной руки в другую.

– Как ты считаешь, куда нам лучше поместить икону? Не… в гостиной?

Я качаю головой при мысли о глухой закрытой комнате. Пятнах крови на полу. Представляя новую икону, установленную перед двойным алтарем, у меня сводит живот.

– Нет. Не там.

– А как насчет… – Его взгляд скользит к окну. К склону, уходящему вверх от дома, покрытому голыми деревьями. Мое окно выходит в сторону от сада, на озеро. Но я знаю, о чем он думает.

– Да. – Я делаю паузу. У меня сдавливает грудь, и мне трудно говорить. – Это гораздо более подходящее место.

Ариен ждет, пока я зашнуровываю ботинки. Надеваю свой плащ, он все еще мокрый после дождя. Застегиваю пряжки на шее. Натягиваю капюшон на волосы. Мы спускаемся по лестнице в тишине.

Флоренс и Кловер ждут на кухне. Кловер держит в руках деревянную раму, созданную Теей, теперь уже развернутую. Когда мы входим в комнату, Флоренс подходит ко мне. Она поправляет воротник моей рубашки. Заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо.

Положив руки мне на плечи, она оглядывает меня с ног до головы. Взгляд стал серьезным.

– Ты уверен, что хочешь это сделать?

– Да, Флоренс, – говорю я. – Я уверен.

Она держит меня еще мгновение, затем отпускает. Я выхожу в сад, за мной следуют остальные. В воздухе стоит густой туман. У Флоренс есть фонарь, но его свет почти не рассеивает мрак. По мере того, как мы продвигаемся вперед, все теряется под белым саваном.

Время Харвестфолла уже почти подходит к концу. Скоро исполнится полгода с тех пор, как Лета приехала в Лейкседж. Почти два года прошло с тех пор, как утонул Элан. Еще больше времени – с тех пор, как в ночи Подземный Лорд забрал мою мать. С тех пор, как я проснулся и обнаружил своего отца мертвым на берегу озера.

И даже дольше с момента моей собственной смерти. Когда я провалился под воду. Когда я дал обещание, которое все изменило.

Мы пересекаем тропинку. Туман рассеивается, когда мы добираемся до сада, чтобы открыть ворота. Я запер его в тот день, когда ушла Лета. Но держал ключ в кармане. Все еще перевязанный лентой, на которой она его носила вокруг шеи.

Я достаю его. У меня трясутся руки. Мне требуется мгновение, чтобы прийти в себя. Чтобы вставить ключ в замок. Затем я открываю ворота и захожу внутрь.

Осень отметила остальную территорию поместья. Но сад Леты – это мир, ставший серым. Сломанные ветви, безлистные стебли, заросли терновника. Голую лужайку пересекает черный шрам. А в самом центре – поваленное дерево. Расколотое почти пополам, ствол запятнан Гнилью.

Это место – сердце всего, что я потерял. Где я сидел с Летой и наблюдал, как она колдует, в тот первый раз. Где я держал ее, когда она плакала, и я видел ее шрамы. Где я позволяю себе надеяться, что все, к чему я прикасался, не будет разрушено.

Где я стал монстром. Хотел уничтожить все, что любил.

Ариен выдвигает холст вперед. Кловер помогает ему поместить его в раму. Они устанавливают икону на покрытый шрамами ствол упавшего дерева. Флоренс ставит свой фонарь рядом с ним. Свет от пламени очерчивает импровизированный алтарь, раскинутые ветви над ним.

– Ох, Ариен, – выдыхает Кловер с тихим благоговением. – Она так прекрасна.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки. Пересиливаю себя. Прекрасный – не то слово для этого странного, мрачного портрета. Эскиз, который нарисовал Ариен, превратился в размытое, абстрактное, идеальное изображение.

Это Лета. Очерченная гребешками мрака, которые могли быть тенями или кружевом. Словно платьем, которое она в последний раз надевала на наш последний ритуал. Ее лицо отмечено бледным в центре изображения. Изгиб ее подбородка. Угол ее скулы. Размывание темной краской, чтобы подчеркнуть ее опущенный взгляд. Ее волосы – яркое пламя.

Она – сказочное существо. Немного больше, чем сон. Но это она, все еще она.

Наконец мне удается заговорить.

– Она безупречна, Ариен.

Он кивает, сжав губы, в глазах стоят слезы. Он нерешительно касается моей руки.

– Ты хочешь, чтобы мы остались?

– Нет, – поспешно произношу я. – Мне нужно сделать это в одиночку. Подождите там, а я… я позову вас позже.