Ночь перед сухим законом - [2]

Но сейчас, когда он пытался вспомнить отдельные моменты — дни, часы, недели — как необъяснимо трудно было уцепиться за что‑то определённое: какое‑то слово, жест или случай. Первое время они так часто ужинали вместе в одних и тех же гостиницах, что все эти восхитительные трапезы стали совершенно неотличимы: одинаковые оркестры, тот же бенедиктин с кофе (она сказала, что этот ликёр возбуждает страсть и, сказав, хихикнула), те же расфуфыренные певички, выводившие: «Ми–с-с–и-с–и-пи». Их встречи в фойе были всегда одинаковы, в тот же час, под той же пальмой или у медной урны. Постепенно это приключение становилось из необычного привычным, превращалось в очаровательный ритуал, новое сплетение множества привычек. Всё реже он теперь проводил вечера с Майком или Биллом, перестал бывать на маскарадах и призовых боях, а вместо этого передал свою жизнь всецело во власть Юнис. Первые три месяца были полны особого очарования — до того, как они стали вместе жить, и пока оставался налёт тайны. Ну, например, этот странное общежитие медсестёр, его хозяйка миссис Бергесс из Нью–Бедфорда, укутанная в сто одёжек восторженная старушка, мисс Мак–Киттрик, мисс Лэмб и соседка Юнис по комнате, мисс Орр — как необычно было для него вдруг окунуться в этот особенный замкнутый в себе мирок! И постепенно, когда вечер за вечером они ужинали вместе и возвращались в маленькую гостиную со сводчатыми окнами, всегда почтительно поздоровавшись с миссис Бергесс, он проникался этой тихой, размеренной, упорядоченной, как в монастыре, но отнюдь не такой добродетельной, жизнью. Юнис любила посплетничать о сестричках. Здесь всегда веяло каким‑то новым скандалом, и он усмехнулся, вспомнив её радостно–проказливое личико в предвкушении рассказа о нескромном событии. Она подносила платочек ко рту, давясь смехом, и краснела. А потом следовал рассказ. Было, например, ночное вторжение «технарей»: ребят из соседнего частного общежития инженерного колледжа. Оба дома были совершенно одинаковы, и сзади каждого на крыше четвёртого этажа имелась площадка, где можно было с удовольствием посидеть и покурить в летний вечер: надо лишь пролезть на неё через окно в комнате мисс Мак–Киттрик. Обе крыши разделяла только низкая кирпичная стенка, и когда однажды вечером мисс Мак–Киттрик и мисс Лэмб разлеглись на пуфиках в своих «кимоно», вдруг над стенкой показались две нахальные молодые рожи. Последствием было несколько встреч с джином то по одну, то по другую сторону стенки, о чём бедная миссис Бергесс так и не проведала. Вообще‑то, два парня разок добрались до самой спальни, и Мак–Киттрик едва успела их вытолкать до прихода Доктора.

Доктор был женихом мисс Мак–Киттрик — по крайней мере, она так говорила. Она стала его «трудным случаем»: когда появлялся трудный больной, Доктор всегда приглашал её в помощницы. Потом они куда‑то съездили на автомобиле, потом ещё раз. Сестрички быстро смекнули, что к чему, и стали ей завидовать. Он купил ей шубку из котика и ещё какие‑то тряпки. А через два года она узнала, что Доктор собирается жениться на другой, и у нее случился нервный срыв. Грозила подать на него в суд за нарушение обязательства, её отговорили, и она согласилась взять у него в виде отступного какие‑то облигации на десять тысяч долларов.

Этого Юнис очень не одобряла. Она, как и другие сестрички, обожала Доктора, считавшегося одним из лучших хирургов в Бостоне. И все думали, что он поступил в высшей степени великодушно.

Ещё была мисс Орр, чудаковатая соседка Юнис по комнате. Ей нравились Китс и Шелли, но иногда на три–четыре дня она уходила с головой в «непристойные» книжки, и тогда только пила джин и читала ночи напролёт. Юнис случалось пару раз брать на себя её больных. Что до самой Юнис, он не мог сперва понять, серьёзно ли она относится к своей профессии. У неё, кажется, был какой‑то капиталец, и она брала больных лишь от случая к случаю, чтобы не скучать, но и тогда, по возможности, лишь в дневное время, хотя бывали, конечно, исключения. Пару раз она сопровождала одного состоятельного шестидесятипятилетнего гуся, бравшего её с собой на месяц–другой в качестве медсестры, когда отправлялся на воды, чтобы перебыть там зиму. Она утверждала, что знакома с ним уже давно. Так, наверно, и было — Юнис, безусловно, относилась к числу самых честных женщин, которых он встречал в жизни; но иногда она заставляла его немножко ревновать, немножко подозревать. Так, может быть?.. Нет, ничего такого быть не могло. Ей просто нравился этот старик. Он хорошо ей платил, и поездки вносили в жизнь разнообразие.

Вот на этом незнакомом и дразнящем воображение фоне развивалась их близость. Они решили, что не станут ни терять голову, ни вступать в брак, ни делать другие глупости: просто будут приятно проводить время и хорошо относиться друг к другу. В любом случае, Юнис не собиралась выходить замуж, а он был слишком беден, чтобы жениться, и перспективы для него в то время тоже не просматривались. Может быть, он недооценивал своих перспектив? Может быть, и недооценивал. Почему? Тогда он неправильно понимал всю ситуацию, не мог осмыслить своих чувств к Юнис, осознать их истинную цену. Всё казалось милым приключением, раз Юнис приняла это в таком виде и позволила оставить всё как есть. Только в самом ли деле приняла? Он вспомнил месяц сомнений, почти отчаяния в первую осень — тогда они оба сильно запили, чувствуя, что сейчас сорвутся. Целую неделю он избегал встреч с Юнис, даже не звонил ей. И после этого, когда он, не договариваясь, вдруг пришёл вечером после ужина в Клубе, она удивила его, пригласив подняться в свою комнату. Прежде она никогда не говорила ему, что это допускается правилами общежития: может быть, то, что она умалчивала об отсутствии такого официального запрета, было частью её защиты. А потом, конечно — Боже, Боже — что это было за безумие!