Ночь Патриарха - [77]

Я немного подумала и решила, что ничего не теряю, а нужно попробовать. Пришла посоветоваться с нашим деканом, который ко мне очень хорошо относился. Он с одобрением принял мое решение, обещал в случае надобности помогать, и я с головой бросилась в эту авантюру.

К этому времени я уехала от тёти Яси, которую стала безумно раздражать. Она не привыкла к тому, что молодая девушка может самостоятельно принимать решения, распределять свое время. Она не понимала, почему я не посещаю каждодневно институт, а большее время сижу дома за книгами и конспектами. Она, не поверив тому, что я сдаю экзамены сразу за два курса, решила, что я морочу ей голову, и однажды в моё отсутствие залезла в мой портфель и заглянула в зачётку. Я не привыкла к такому обращению, мы разругались, и я ушла от неё, сняв за 200 рублей «угол» у одинокой женщины, проживающей недалеко от института.

Деньги, которые папа платил тёте Ясе за мое проживание и содержание (500 рублей) я стала получать на руки.

Следующий год превратился для меня в бесконечную скачку с препятствиями. Я по Юлиным конспектам готовила очередной предмет, брала в деканате направление на досрочную сдачу экзамена, договаривалась с преподавателем, ведущим этот предмет, и шла его сдавать.

В течение года закончить два курса полностью у меня не получилось, а только удалось сдать за два года предметы трёх курсов. После окончания экзаменационной сессии четвёртого курса, которую я уже сдавала в общем потоке по запросу, организованному папой, я уехала в свой Канск для прохождения производственной практики на строительстве Канской теплоэлектростанции.

Это было моё первое близкое знакомство с рабочим классом, главной спецификой которого было то, что в Канске он состоял преимущественно из бывших заключённых. Больше всего меня поразили бывшие «зэчки» — совершенно опустившиеся женщины, которые без мата не произносили ни одной фразы. На стройке я по существу работала мастером, прораб стал мне доверять, и я даже могла самостоятельно выдавать и подписывать наряды, принимать работу. Мне выписали первую в моей жизни заработную плату — 450 рублей. По тем расценкам это было очень мало, разнорабочие получали 700–800 рублей в месяц, а квалифицированный плотник — 1200 рублей.

Отработав на стройке больше месяца, я подписала положенные бумаги, получила характеристику и в последних числах августа уехала в Москву. Поскольку занятия у нас начинались только 15 сентября, я решила на 10 дней поехать в Харьков, посетить моих родственников, посмотреть каким он стал любимый город моего детства.

Перед отъездом я зашла на Шлюзовую набережную в свой институт. В коридоре я встретила нашего преподавателя по начертательной геометрии Климухина, который когда-то ещё на первом курсе поставил мне за экзамен по его предмету пять с плюсом. Мы знали, что одновременно с нашим институтом, он преподаёт начертательную геометрию ещё и в МАРХИ, и даже, кажется, занимает там должность заместителя заведующего кафедрой. Слух о том, что я для того, чтобы учиться на архитектурном отделении, «перескочила» через курс, прибавил мне очков в глазах преподавателей (но не студентов…). Мы разговорились, и вдруг Климухин мне предложил:

— Если у вас такое горячее стремление стать непременно архитектором, почему бы вам не перейти учиться в Архитектурный институт? Я мог бы вам помочь… Приходите ко мне в кабинет начертательной геометрии.

Он назначил день и час, когда я должна была к нему придти в Архитектурный институт, но я, подумав, решила, что всё это не реально. Все знали, как трудно поступить в этот институт. Хотя такой переход оказался бы для меня очень кстати, поскольку я тогда была в глубочайшем кризисе. Да, я добилась своего — я на пятом последнем курсе архитектурного отделения и через год получу диплом инженера-архитектора. Но я трезво понимала, что работать архитектором не смогу: поскольку была подготовлена значительно хуже, чем мои сокурсники. Пока они нормально занимались специальными предметами — рисунком и проектированием, я эти предметы сдавала в скоростном порядке — «на зачёт». Таким образом, огромные усилия по переходу на другой курс оказались потраченными даром.

Я тогда не поверила, что смогу перевестись в Архитектурный институт, хотя это могло бы решить мои проблемы, поскольку курс обучения там был не 5 лет, как в строительном институте, а 6 лет, и по идее за предстоящие годы я могла бы наверстать упущенное. А кроме того, у меня в сумочке лежал билет до Харькова, и там меня уже ждали. Поэтому я не пошла к Климухину в назначенное время.

Я вернулась из Харькова и 15 сентября вышла на занятия в Строительном институте.

Двадцать пятого сентября нам выдавали стипендию, и я стояла в коридоре среди студентов в общей очереди к кассовому окошку. В это время по коридору проходил Климухин.

— Почему же вы не пришли? — спросил он. — Я вас ждал.

Я что-то промямлила вроде того, что не смогла, болела, и он назначил мне новое время.

«В конце концов, я ничего не теряю» — подумала я и отправилась к назначенному Климухиным новому сроку в Архитектурный институт. Он посмотрел мою зачётку и повёл меня к декану Гераскину, которому представил меня как очень способную студентку, одержимую архитектурой на столько, что ради получения профессии я сдала предметы двух курсов за один год.