Ночь ночей. Легенда БЕНАПах - [25]
— Ну, так… Для ясности!.. В другом документе, который лежит вот здесь, этот перечень есть, полностью, — он показал. — А во-вторых, если не ОБЩЕСТВО, а СОДРУЖЕСТВО, то все дело меняется. Понял, «почему козел хвост поднял?» — он повеселел, развел руки и показал, что в них ничего нет. — Пусто!.. А ну, живо!
— Есть живо! — лейтенант откозырял, развернулся по всей форме, но между двумя пологами палатки его остановил окрик:
— А ну, назад!
Он чуть не запутался в этих парусах… Вернулся.
— Вот что, декабрист: «живо», не значит, «быстро». Шевелись, но не торопись, — со значением произнес Захаренко. — У вас есть время до наступления темноты. И оба документа передадите мне лично. Таков приказ. ЛИЧНО! — он ткнул себя большим пальцем в грудь.
Это был намек на спасение.
В ТОЙ ПРОСТОРНОЙ ЗЕМЛЯНКЕ, рассчитанной на все сообщество да еще на гостей, находились двое: Василий Курнешов и взводный. Курнешов сидел под окном и плотно подпирал стенку, а хозяин маялся между топчанами и хозяйственным отсеком, словно пробовал раздвинуть стиснутое пространство.
— Кто начал охоту на нас?.. — спросил Курнешов.
— Те, кто не воюет. Им же надо что-то делать или изображать.
— Кто?..
— Какая разница? Я же вижу и слышу — мы у них «вот тут» торчим!.. Только не могу понять — за что?..
— По-моему, ясно. На тебя — за гонор. За взгляд. За намек на независимость. За везучесть. За то, что вокруг тебя всегда живые люди… А вокруг них — покойники… А тут — шутка ли, раскрыть «подпольное гвардейское общество офицеров!» И где? На фронте!
— Да какое оно «подпольное», о нем все знают. Докопаться бы кто?.. Я бы из него…
— «Я бы, я бы!»
— Ну, МЫ.
— Этого еще не хватало — открыть охоту друг на друга. Даже думать не смей!.. Тогда всем крышка. Сразу припаяют терроризм. Да еще групповую!
— И правильно сделают. Здесь все террористы!.. Ну, кроме тебя.
— Тут замены штрафбатом не будет… А еще знаешь за что?..
— Знаю, — весело рявкнул взводный. — Сам догадался!.. — он рассмеялся, да так азартно, как будто объявлял начало игры, а на кон ставил корову с хомутом и колокольчик в придачу.
Курнешову этот азарт не понравился:
— Э-э-э, полегче… Делай все так, как повелел гвардии полковник Захаренко… Он нас вытаскивает.
— Не могу… — но взводный не был так уж тверд. Курнешов понемногу натягивал вожжи:
— А вот я, например, не хотел бы видеть, как командир комендантского взвода завяжет глаза одному упрямому лейтенанту. Вот это будут жмурки!.. Поставят на колени перед строем…
— Не поставят.
— Ты просто не веришь, что с тобой могут поступить еще хуже, чем с каждым из нас.
— Не поставят!
— Догадываюсь, что ты имеешь в виду. Великолепно, но глупо… И потом подумай, что они сделают после этого со всеми нами… Ну, представь себе. Ты же видел, как расстреляли этого рыжего, кудрявого интенданта?!
— Ну, то интендант. По-моему, он был совсем не рыжий, а даже лысоватый, и фамилия у него была, помню, Шулер.
— Вот-вот… Он был серо-буро-малиновый в крапинку. И бритый наголо. Но именно ему всадили пулю в затылок. И, по-моему, не одну.
— Если я буду думать об этом, я не смогу воевать…
— А куда ты денешься?
— И, вообще, не смогу… Он воровал фронтовые посылки и подарочную водку…
— «Подарочную водку!» — передразнил его Курнешов. — Вранье! Не мог он проглотить столько продуктов и выжрать столько спиртного. Это же не ящики, это вагоны! Он издох бы от несварения, дрисни или цирроза печени. А он был тощий старший лейтенант интендантской службы. Да еще еврей.
— При чем тут?..
— При том! — рявкнул Курнешов, как с перепугу, что на него вовсе не было похоже (он вообще никогда не повышал голоса).
— А кто же тогда все это?..
— Ты когда-нибудь научишься соображать?.. Светлейшее командование! Досточтимый штаб! Разные военные советы — дорогие гости из тыла. Инспекторы и проверяющие, которые пьют больше, чем все алкоголики мира!.. Ну, может быть, домой семьям кое-что и отправили — самые чадолюбивые. Крохи какие-нибудь. Только навряд ли. Сами все выжрали. Вместе с интендантством, разумеется, эти своего никогда не упустят, шакалы… Конечно, и со спецотделами, наблюдательными, карательными, истребительными и другими — все вместе!.. А когда всплыло и дальше ехать было некуда, поставили на колени кого?.. Его — серо-буро-малинового в крапинку. Чтоб короче было. И яснее.
— Великолепно! — взводный опять рассмеялся, несмотря на всю нелепость и абсурдность момента. — Нет, ты не «и.о.», ты самый настоящий начальник штаба — аналитик!.. Но ты полагаешь, что за такую речугу тебе пуля не в затылок, а в задницу будет?..
Курнешов прижался к стене, задрал руки вверх и проговорил:
— Сдаюсь. И умолкаю… Если бы не этот сволочной донос, я бы даже тебе никогда таких слов не сказал… Забудь!.. Я хочу, чтобы ты не фордыбачился и послушал хорошего человека.
— Тебя, что ли?
— Его… Полковника Захаренко.
Что-то непристойное было в этом горьком веселье. Да и не веселье было, а угар какой-то. В землянку входили скрытно, по одному. Охрана была удвоена… Подписывали по очереди новые подделанные документы — Устав, Нормы поведения, где весь текст остался тот же, поменяли только название. И запивали это паскудство еще более паскудным самогоном под названием «Табуретовка». И не закусывали.
Фронтовой разведчик, известный кинорежиссер (фильмы: «Последний дюйм», «Улица Ньютона», «Крепкий орешек» и др.), самобытный, тонкий писатель и замечательный человек Теодор Юрьевич Вульфович предлагает друзьям и читателям свою сокровенную, главную книгу о войне. Эта книга — и свидетельство непосредственного участника, и произведение искусного Мастера.
Это произведение не имело публикаций при жизни автора, хотя и создавалось в далёком уже 1949 году и, конечно, могло бы, так или иначе, увидеть свет. Но, видимо, взыскательного художника, каковым автор, несмотря на свою тогдашнюю литературную молодость, всегда внутренне являлся, что-то не вполне устраивало. По всей вероятности — недостаточная полнота лично пережитого материала, который, спустя годы, точно, зрело и выразительно воплотился на страницах его замечательных повестей и рассказов.Тем не менее, «Обыкновенная биография» представляет собой безусловную ценность, теперь даже большую, чем в годы её создания.
Писать рассказы, повести и другие тексты я начинал только тогда, когда меня всерьёз и надолго лишали возможности работать в кинематографе, как говорится — отлучали!..Каждый раз, на какой-то день после увольнения или отстранения, я усаживался, и… начинал новую работу. Таким образом я создал макет «Полного собрания своих сочинений» или некий сериал кинолент, готовых к показу без экрана, а главное, без цензуры, без липкого начальства, без идейных соучастников, неизменно оставляющих в каждом кадре твоих замыслов свои садистические следы.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.