Ночь на Днепре - [14]

Прямо перед собой Сергей увидел перекошенное от ненависти лицо врага. Что-то закричав по-своему, гитлеровец яростно вцепился ему ногтями в щеки, словно хотел вырвать их. Сергей рывком подтянул ноги и, крякнув, перевалил через себя тяжелое тело немца. Тот выхватил нож и уже занес его над парторгом, но Сергей отпрыгнул в сторону и успел достать пистолет. Через несколько секунд все было кончено. Подхватив автомат, Сергей метнулся к брустверу. Но стрелять ему уже не пришлось: перед траншеей не осталось ни единой живой души. Четвертая ожесточенная атака немцев была отбита.

Сергей с минуту постоял, тяжело опираясь о бруствер. Взгляд его задержался на двух неподвижных фигурах гвардейцев. Один из них сидел на корточках на дне траншеи. Сергей подошел к нему, заглянул под каску. Одутловатое лицо Духовного было безжизненно. Рядом, уткнувшись носом в землю, лежал солдат с изуродованной головой. Сергей приподнял его, положил на спину. Лицо убитого, окровавленное, запыленное, было спокойно. Рядовой Васин… «Будьте в нас уверены, товарищ парторг, не подведем седьмую роту!» — вспомнил Сергей слова, сказанные час назад.

Он не без труда поднялся, почувствовав огромную усталость. В голове стоял шум, лицо горело, точно после ожога.

— Товарищ гвардии старший лейтенант, вы ранены? — неожиданно услышал он знакомый голос. — У вас все лицо в крови!

Перед ним стоял Исаков.

— Тю! Да то не рана. Вас поцарапал кто-то.

Сергей повел рукой по щеке и почувствовал острую боль, точно к обнаженной ране прикоснулся.

— Вот этот, — показал он на убитого немца. — Драться не умеет, цапается, как баба… Как у вас дела?

— Все вроде в норме, товарищ старший лейтенант, — весело ответил Исаков, никогда, видимо, не терявший бодрости. — Лезли здорово, но осеклись. Один из них прямо на плечи старшему сержанту Круглову вскочил, но проехаться не пришлось…

Сергей оставил Исакова у пулемета Васина и Духовного, а сам пошел проверить роту.

Белов сидел на каске. Около него трудилась неутомимая сестра — бинтовала голову.

— Ну, вот и хорошо, — закончив перевязку, сказала Вера. И, собирая разложенные на небольшой белой салфетке, расстеленной на дне траншеи, медикаменты, вату, ножницы, свертывая и укладывая все это в свою вместительную медицинскую сумку, продолжила назидательно:

— А все каску не любите носить! «Лишний груз, на что она нужна»… А не было б у вас, товарищ гвардии лейтенант, каски — верная бы смерть.

— Сама ты, голубушка, без каски и надеваешь ее раз в год по обещанию, — не без иронии заметил Сергей, подошедший сзади.

Вера оглянулась.

— Товарищ старший лейтенант! Что с вами! — воскликнула девушка, приподымаясь. — Что с вашим лицом?

Несколько секунд Вера молча смотрела на Сергея. В глазах ее он видел тревогу. Потом, схватившись за сумку, она с лихорадочной поспешностью стала опять все вынимать из нее.

— Прошу садиться. И быстрее, без разговоров…

Сергей улыбнулся — ему было приятно подчиняться ей.

Вера осторожно начала протирать лицо Сергея спиртом. Он морщился и кряхтел.

— Потерпите. Жжет, знаю, но ничего не поделаешь… Терпите, теперь еще больнее будет. Прижигаю йодом.

Сергей ерзал, но молчал.

Царапины были глубокие. Обрабатывая их, Вера заметила и большой кровоподтек на шее Сергея, и синяк за ухом, и порванный ворот гимнастерки, и выпачканное кровью плечо.

— Что же с тобой было, Сережа? — тихо спросила она и, положив ему на плечи обе руки, легонько притянула к себе.

— Что было? — Сергей вспомнил искаженное злобой лицо навалившегося на него фашиста и невольно вздрогнул. — Так, Верочка… Пустяки… Можно встать?

6. Шестая атака

Белов наблюдал в бинокль за ходом боя на плацдарме. Линия фронта изрядно удлинилась. По вспышкам выстрелов лейтенант определил значительное расширение плацдарма. Но в южном направлении положение по-прежнему оставалось без перемен. Белов опустил бинокль, поправил повязку на голове и поудобнее облокотился о бруствер, вдавливая локтями податливую землю.

«Сколько еще атак выдержит обескровленная рота и сколько их еще будет до вечера? Сейчас в траншею ворвались отдельные, случайные фрицы, а что если при следующей атаке их ворвется больше? А они могут ворваться — патроны в роте на исходе».

Лейтенант повернулся к подошедшему старшине Сотникову.

— Доложите, старшина, что у нас осталось из боеприпасов.

Худощавый, подтянутый, крепко сбитый старшина Сотников стоял навытяжку перед лейтенантом. Шинель на нем еще не высохла и сильно была выпачкана землей, но от прежнего недомогания его и следа не осталось. Он спокойно, не отрывая суженных дерзких глаз от командира, по памяти докладывал:

— В строю двадцать шесть, из них трое раненых…

— Вы и меня со старшим лейтенантом ранеными считаете? — как бы вскользь заметил Белов.

— Никак нет. Вас я не считал. Ручных пулеметов два. Автоматов исправных двадцать девять, один разбит; патронов что-нибудь тысяч около трех, восемнадцать гранат, три пистолета с патронами… Есть еще трофеи: два автомата и около двухсот автоматных патронов. Настроение боевое.

— Патронов мало…

Лейтенант взглянул на часы и четко распорядился:

— Дать по второму, трофейному, автомату сержантам, командирам отделений. Пусть стреляют по фрицам прежде всего их же патронами. Перейти на стрельбу одиночными выстрелами. Короткие очереди — при крайней нужде и только при отражении атак. Иначе через час нам и отбиваться нечем будет.