Ночь - [11]
Немка слегка повернула голову и, сощурившись, посмотрела на лейтенанта Репнякова. Что-то безумное было в этом взгляде.
"Господи, почему они так покорно стоят и ждут? Могли бы побежать в разные стороны. Тогда бы я… тогда бы я, конечно, имел право… "Они кинулись бежать, а я их ррраз — и все!" — проносилось в голове у лейтенанта.
Нет, окажись он на их месте, он бы не был таким покорным. Каждый человек должен бороться до конца. Даже тогда, когда нет никаких шансов на спасение. Как Павка Корчагин… Потому что человек — это человек. Даже если он немец. А этот немец — вон какой здоровый и сильный. Правда, Саша Репняков тоже не из слабеньких: у него по боксу второй разряд, а по гимнастике, например, он мог бы стать даже мастером спорта. Тренер говорил, что у него хорошие данные. Но Саша считал, что спорт — это не главное в жизни.
— Вы что, лейтенант, уснули? А ну выполнять приказание! — услышал Репняков за спиной ненавистный голос особиста. И повернулся к нему лицом.
— Да ведь она… ведь она ненормальная! — прошептал он вздрагивающими губами. — И может, совсем не Эльза Кох.
— А ну не рассуждать!
— Вы не имеете права! — все тем же громким шепотом воскликнул лейтенант, стараясь не показывать немцам, что между советскими офицерами могут существовать даже малейшие разногласия. — И потом, я не могу. Что хотите, то и делайте.
— Ненормальная? Права? Да я тебя, сопляк, расстреляю на месте за невыполнение приказа в боевой обстановке! — и с этими словами особист шагнул в сторону и принялся скрести ногтями кобуру.
Лейтенант Репняков, не соображая, что он делает, потянул затвор автомата на себя. Лязгнула сталь, досылая патрон в казенник ствола.
И тут сбоку прогремела короткая очередь из автомата.
Репняков резко обернулся и увидел, как падает немец, а у немки под глазом из круглого пятнышка потянулась темная струйка. Струйка добежала до подбородка, и немка стала медленно оседать, хотя голова ее все еще держалась высоко, а глаза смотрели куда-то вверх с тем же холодным презрением. Потом ноги у немки подломились, она осела на них, приняв неестественную и вульгарную позу. Несколько долгих мгновений она пребывала как бы в раздумье, а потом повалилась набок. По телу ее прошла судорога, нога в высоком лакированном сапоге несколько раз дернулась, упершись подошвой сапога в колено немца, давно лежащего на спине с широко раскинутыми руками и ногами.
Лейтенант Репняков стоял и, как завороженный, смотрел на лежащих перед ним немцев. Он слышал, как мимо прошел капитан-связист и как он процедил сквозь зубы:
— Тебя бы, сволочь, положить вместе с ними…
"Это он не мне, это он особисту", — отметил равнодушно Репняков.
Погас свет фар, стало темно, но не настолько, чтобы ничего не видно. Занималось серое, мокрое утро.
Хлопнула дверца "опеля", майор подошел к Репнякову, взял из его рук автомат, обнял за плечи и повел к воротам. Репнякова била дрожь, которая с каждым шагом становилась все сильнее. Возле ворот, не в силах больше идти, он вцепился в решетку ограды и стал раскачиваться из стороны в сторону, будто пьяный. Перед его глазами все еще сползало куда-то вниз обмягшее тело женщины в зловещем мундире, из черного пятна под глазом тянулась черная струйка.
Репнякова начало рвать.
Майор стоял рядом и смотрел в пустоту.
Подошел особист, задержался, презрительно глянул на Репнякова, обвисшего на прутьях ограды, произнес, ни к кому не обращаясь:
— Обо всем, что здесь произошло, никому ни слова. Ни друзьям, ни родным. Это приказ. И давайте побыстрее: сматываться надо.
И пошел к машине, криво ставя сильные ноги в начищенных сапогах.
— Читал я, читал твои рассказики в нашей газетке, — говорит мне мужчина лет пятидесяти пяти, невысокого роста, особо ничем не примечательный, разве что глазами. Впрочем, и глаза у него тоже вроде бы ничего особенного: серые, несколько мутноватые, с красными прожилками, но когда в них смотришь, то возникает странное ощущение неуютности, будто этот человек знает о тебе что-то такое, чего ты и сам о себе не знаешь.
Он приходит иногда в нашу курилку, садится тихонечко с краешку, курит и молчит. Работает он в конструкторском бюро, этажом выше, чтобы пройти туда, нужен спецпропуск. У них там своя курилка, но он почему-то ходит к нам, на первый этаж. Кем он там работает, я не знаю, но, заметив его, кто-нибудь обязательно скажет: "Опять этот — со второго этажа".
Начало месяца, у нас простой, мы слоняемся из угла в угол. Или курим. Обычное дело. Сейчас в курилке никого, только я да этот, со второго этажа. В последнее время, едва он появляется, разговоры умолкают и люди начинают расходиться, делая вид, что их ждет что-то срочное и важное. Признаться, я заметил это не сразу. Я бы тоже мог встать и уйти, но не ухожу из принципа: с какой стати я должен бежать от какого-то типа со второго этажа! И я сижу, курю. А он вдруг про мои рассказы. На такие реплики отвечать совсем не обязательно.
— А вы кем работаете? — спрашиваю я.
Серые глаза прицелились в меня, и мне стоило большого труда не отвести от них свой взгляд.
— Работаю-то? Да там работаю, — неопределенно кивает он головой и продолжает: — Так я и говорю: читал твои рассказики. Ничего, ничего. Ловко у тебя получается, читать можно. Только с политической точки зрения не всегда отвечают, как говорится…
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.
"Шестого ноября 1932 года Сталин, сразу же после традиционного торжественного заседания в Доме Союзов, посвященного пятнадцатой годовщине Октября, посмотрел лишь несколько номеров праздничного концерта и где-то посредине песни про соколов ясных, из которых «один сокол — Ленин, другой сокол — Сталин», тихонько покинул свою ложу и, не заезжая в Кремль, отправился на дачу в Зубалово…".
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.
«Женщина с прошлым» и муж, внешне готовый ВСЕ ПРОСТИТЬ, но в реальности МЕДЛЕННО СХОДЯЩИЙ С УМА от ревности…Габриэле д'Аннунцио делал из этого мелодрамы.Уильям Фолкнер — ШЕДЕВРЫ трагедии.А под острым, насмешливым пером Джулиана Барнса это превращается в злой и озорной ЧЕРНЫЙ ЮМОР!Ревность устарела?Ревность отдает патологией?Такова НОВАЯ МОРАЛЬ!Или — НЕТ?..
Шестеро друзей — сотрудники колл-центра крупной компании.Обычные парни и девушки современной Индии — страны, где традиции прошлого самым причудливым образом смешиваются с реалиями XXI века.Обычное ночное дежурство — унылое, нескончаемое.Но в эту ночь произойдет что-то невероятное…Раздастся звонок, который раз и навсегда изменит судьбы всех шестерых героев и превратит их скучную жизнь в необыкновенное приключение.Кто же позвонит?И что он скажет?..
Перед вами настоящая человеческая драма, драма потери иллюзий, убеждений, казалось, столь ясных жизненных целей. Книга написана в жанре внутреннего репортажа, основанного на реальных событиях, повествование о том, как реальный персонаж, профессиональный журналист, вместе с семьей пытался эмигрировать из России, и что из этого получилось…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказ «Торпедная атака» — о способности человека оставаться человеком в любых условиях.…Он уже не думал над тем, каково там, в тонущих кораблях, немецким радистам. Он крутил ручку настройки, вслушиваясь в захлебывающиеся голоса чужой речи, и они были для него лучше всякой музыки, какую он когда либо слышал…Рассказ основан на фактическом материале.
Рассказ «Вспаханное поле» — о способности человека оставаться человеком в любых условиях.«…Мне было тогда чуть больше девятнадцати, — начал Николай Иванович свой рассказ, когда, после не слишком удачной охоты, мы сидели в палатке на берегу озера. — К тому времени я успел закончить спецшколу радистов, дважды побывал в тылу у немцев, но самих немцев, как ни странно это может показаться, видел лишь издали…»Рассказ основан на фактическом материале.
Рассказ «Связист» — о способности человека оставаться человеком в любых условиях. Рассказ о нелегкой службе связистов на войне основан на фактическом материале.
Повесть «Распятие» многоплановая, в ней перекликаются 1943, 1957, 1960 и 1974 годы. Каждый год — это ступенька вверх, но для разных героев и в разные эпохи. Повесть основана на фактическом материале.