Ночь кровавой луны - [44]

Бася стояла, закрыв глаза, потом, справившись с нахлынувшим на нее тоскливым ужасом, пошла дальше.

«Господи, – подумала я. – Не может этого быть…»

– Я не убивал ее, поверьте же мне наконец!

Она стояла на пороге и смотрела на меня.

– Как в тот раз, – задумчиво произнесла она, рассматривая комнату. – Дверь снова открыта… Да не мельтешите вы так от страха, Валерий Андреевич! Того и гляди свои штанишки испачкаете!

Она остановилась и протянула вперед руки:

– Где там наручники, Саша? Марию Тумановскую убила… я.

* * *

– Что?!

Она обернулась.

Я и сама удивилась, увидев на пороге Ларикова с Игорем Воронцовым.

– Нет, – сказал Игорь. – Нет, Бася…

Она смотрела на него и улыбалась.

– Прости, что я не сказала об этом сразу. Я боялась. Знаешь, милый, так страшно признаться – куда страшнее, чем сделать. Но я ведь все равно не смогу так дальше жить, правда? Я обязательно бы пришла – да я сейчас шла сюда, чтобы обо всем рассказать!

– Бася, – прошептал он. – Бася, зачем?

Она смотрела на него так, что мне захотелось плакать.

Потом, вздохнув, перевела на меня взгляд и сказала:

– Пожалуйста, Саша, уведите меня отсюда…

– Я хотела бы услышать, что произошло, – сказала я.

Она кивнула и опять повторила

– Уведите меня, пожалуйста… Или его.

Я подняла глаза на Игоря. Он встал.

– Я… выйду покурить? – неуверенно спросил он.

– Конечно, – улыбнулась ему я.

Он ушел, и я снова вернулась взглядом к Басе.

– Я не могла этого сказать при нем, – сообщила она, теребя краешек своего свитера.

– Я поняла. Ты его любишь? Именно поэтому ты это и сделала?

– Именно поэтому, – послушно произнесла она, как девочка-первоклассница. – Иногда просто нет другого выхода… Конечно, я понимаю, вы на меня сейчас смотрите и видите чудовище, урода, который поднял топор… Но я не умею стрелять, и другого оружия не было. А мне надо было ее остановить! Она уже разрушила свою жизнь, и теперь она собиралась сделать то же самое с ним! Она была таким сложным человеком, что окружающим было просто опасно находиться с ней рядом! Вы не поймете этого, Саша! Вы очень ясный человечек, и у вас нет раздвоения личности! Боже, как все это…

Она подняла глаза к потолку, как будто молилась, хотя на самом деле она просто загоняла внутрь слезы.

– Бася, я…

– Что вы, Саша, можете понять! Вы не знаете, что такое унижение! Постоянное, разрушающее тебя унижение, которое иногда ты не в состоянии перенести! Моя мать была дешевой проституткой с вокзала, бомжихой, понимаете? Это было сопровождение на всю жизнь – мое унижение. А потом появились они – Аня и Маша, но в первую-то очередь именно Маша! Она меня заставила поверить в то, что я человек, такой же, как все, и черт побери весь этот мир. Я имею право точно так же улыбаться, как сотни других девочек моего возраста. А еще она сказала – настанет момент, и ты встретишь своего Прекрасного Принца… Тогда мы сидели с ней и пили чай, у нее дома. И в этот момент появился он. Игорь… Понимаете, я не хочу сказать, что он Прекрасный Принц. Может быть, вы его таковым и не считаете, но вы общались с другими мужчинами. А я общалась с жирными, похотливыми уродами. Когда он вошел, я поняла, что стала счастливой… Такое было чувство, что я просто уселась на облаке, и мне хорошо. Он ничего особенного не сказал, только слегка улыбнулся, поцеловал Машу, провел по ее волосам ладонью, – о, как мне хотелось, чтобы он так же дотронулся до моих волос! И, пока он оставался в комнате, я все продолжала тусоваться на этом своем небе, и мне было так хорошо, как никогда еще не было!

– Вы потом встречались?

– Да. Встречались, – кивнула она. – Сначала случайно. Просто я шла по каким-то своим делам, а он навстречу с розой в руке. Я думаю, он эту розу нес Маше. Но подарил мне. Знаете, он так смешно сказал – та барышня, которую я встречу первой, получит эту раскрасавицу… А после мы пошли есть мороженое. Он относился ко мне, как к ребенку, и мне это даже нравилось. Ко мне ведь никто до этого не относился, как к ребенку! Потом мы еще гуляли по парку, смотрели на деревья в золоте… Это он так сказал. В золоте осени… Еще он как-то раз водил меня на концерт. Не помню, что там играли, кажется, Баха? Я плохо разбираюсь в музыке. И я именно там поняла – если ему понадобится моя жизнь, я отдам ее, не задумываясь! Не потому, что он красивый, нет! Я любила бы его даже, если бы он стал инвалидом! Честное слово! Дело было не в этом. Я не знаю, как вам объяснить…

– Дело было в любви, – сказала я. – И объяснять мне ничего не надо! Когда это поняла Маша? – Этой зимой, – сказала тихо Бася. – Она поняла это именно тогда.

– Она устроила тебе сцену?

– Хуже, – прошептала Бася. – Она смеялась надо мной. И над ним! Говорила, что мы двое недоразвитых детей. Что она прекрасно знает, что мы жить уже не можем друг без друга. И еще она мне угрожала. Сказала, что у нее остались фотографии, ну, те… Где я еще в компании Саввина, понимаете? Она действительно собиралась отдать Игорю их. Я спросила ее – зачем? Ты ведь его не любишь… Она рассмеялась и заметила, что у нее, видите ли, это еще в разряде непонятого. То есть будто она еще не до конца все для себя решила. И в любом случае… Я же вам сказала, что в последнее время Маша была не одна. Было как бы две Маши. Одна вполне нормальная, спокойная и добродушная, а вторая… Злобная? Нет… Скорее обиженная на весь мир за собственные грехи и желающая погрузить всех в бездну. Так вот, она сказала, что в любом случае Игорь принадлежит ей, а собственность есть собственность! Она выразилась это именно так – моя собственность. А я не могла этого допустить – не из-за себя, из-за него! Хватит и порочной жены, так еще я тут окажусь ничуть не лучше! У него бы разбилось сердце! Я не знаю, откуда взялся топор. Может быть, она сама его достала – не знаю, правда, зачем. Да мало ли? Но я очень хорошо помню, что совершенно хладнокровно подумала – топор. Это выход. Это все решит.