Ночь генерала - [23]

– Да.

– Но как же так? Вы воюете против оккупантов, а сами убиваете партизан за то, что они подняли восстание против тех же оккупантов?

– Я это объяснял вам еще находясь в изоляторе.

– Мне? Вы это объясняли следственным органам.

– Это были вы. И прокурор Минич. И Пенезич. Вы прекрасно знаете, что тогда никто не погиб и все взятые в плен партизаны были выпущены на свободу.

– Так вы напали или не напали на партизан в себе Планинка?

– Разумеется, да.

– Из-за чего?

– Я защищал крестьян от грабежей. Именно поэтому народ и поддерживал меня. В такой ситуации я напал бы и на своих собственных бойцов.

– Значит, если бы ваши люди занялись грабежом, вы бы за это на них напали?

– Те, что были в Планинке, были обычными ворами. Крали продукты питания. По такой же причине еще раньше я однажды напал и на отряд Печанаца.

– Но почему? Коста Печанац был воеводой четников.

– Они грабили.

– Значит, Печанац – грабитель?

– Не он, а его отряд.

– Получается, что Печанац и его люди были грабителями.

– Конечно.

– В это время восстание в Сербии уже разгорелось в полную силу?

– Я не могу точно вспомнить время и связь всех событий.

– Вы считали восстание преждевременным?

– Не понимаю, почему вы так настаиваете на этом. Понятие «преждевременно» может иметь разные значения. Если силы противника слабы, то тогда это не преждевременно. Лично я командовал наступлением на Горни Милановац, Страгаре, Рудник, Пожегу. Я наступал и на…

– Когда? Мне требуются точные даты.

– Я не могу вспомнить. Было так много событий в моей жизни в последнее время, что я как-то выдохся.

– Что значит выдохлись?

– Физически и духовно истощен. Я претерпел ужасные мучения…

– Когда вы отбили у немцев Чачак и Пожегу?

– Не помню.

– Может быть, это было в апреле 1941 года?

– Не знаю.

– Обвинительное заключение гласит, что ваши люди, Глишич и Игнятович, напали в Пожеге на партизан.

– То есть как? Я совершенно твердо уверен в том, что мы освободили Пожегу. Я лично командовал наступлением на немцев. Как мне помнится, это партизаны напали на моих людей и взяли в плен Глишича. Они хотели его расстрелять, но я послал письмо Тито в Ужице и просил его…

– Когда и где вы встречались с маршалом Тито?

– Никогда и нигде.

– На следствии вы сделали другое заявление. Кроме того, всей Сербии известно об этих встречах.

– Он в то время, как я помню, не был маршалом, да и вообще, в военном отношении был…

– Обвиняемый Михайлович! Когда вы встречались с маршалом Тито? Сколько раз?

– Три раза.

– Где?

– Один раз в доме воеводы Мишича, а два раза в селе Брайичи.

– Действительно ли вы с маршалом Тито 26 октября 1941 года заключили соглашение о совместной борьбе четников и партизан против оккупантов?

– Ему ничего не стоило подписать все что угодно, потому что он ни одного дня не соблюдал договоренности. Мы подписали, а он тут же…

– Действительно ли вы 26 октября взяли на себя обязательство участвовать в совместных действиях против оккупантов?

– Ну, наверное. Дату я не помню.

– А вам известно, что Божа Яворац в ночь с первого на второе ноября напал на партизан в Иванице?

– Он не подчинялся мне. Действовал самостоятельно.

– В ходе следствия вы заявили, что приказали снять осаду Кралева. Вы, конечно, помните, что ваши силы напали на танковые подразделения и артиллерию партизан и при этом перебили весь личный состав?

– Партизанские танковые подразделения?! Но это просто смешно. Таких и не существовало… Я об этом понятия не имею.

– А на артиллерию было нападение?

– У меня было два орудия, и у партизан тоже два, они их получили от меня. Ими командовал мой офицер, но я сейчас не помню его имени.

– Похоже, вы не помните ничего из того, в чем вас обвиняют. С какой целью было произведено передвижение Рачича в южном направлении?

– Дероко. Это был он.

– Не понимаю?

– Мой капитан Йован Дероко командовал теми орудиями, которые я передал партизанам. Они убили Дероко на Любиче.

– Это гнусный вымысел! – выкрикнул прокурор.

– С какой целью, повторяю, было произведено передвижение Рачича в южном направлении? – повысил голос судья Джорджевич.

– С целью передвижения в южном направлении.

– Хорошо, остановимся тогда на Четвертом наступлении. Вы заявили, что лишь из материалов следствия узнали о сотрудничестве ваших командиров с оккупантами.

– Даже если я это и знал раньше, то не могу вспомнить из-за всего того, что мне пришлось перенести. Тиф, потом вирус, все эти мучения…

– Это мы уже обсудили. Отношение к вам было вполне гуманным. Не отклоняйтесь от обвинительного заключения.

– Речь идет не только обо всех этих зверствах, но и о голоде.

– Вы хотите сказать, что голодали в следственном изоляторе?

– Ни в коем случае. Сейчас все просто прекрасно по сравнению с прошлым годом.

– Вы тогда голодали?

– Страшно. И я, и мои люди.

– А что же вы пережили в прошлом году? Может быть, это представляет интерес для суда. Где вы жили?

– В лесу.

– В какой-то постройке?

– Нет.

– А где же?

– Просто в лесу.

– У вас был какой-то бункер или землянка?

– Иногда был, иногда не было.

– Чем вы питались?

– Тем, что удавалось купить, но это было очень трудно.

– Вы всегда ели обычную человеческую пищу?

– Одно время мы питались только улитками.