Ночь генерала - [24]

– У вас были деньги?

– Деньги у меня были, но я умирал от голода вместе со своими деньгами.

– Значит, все это происходило с вами после окончания войны и вплоть до ареста?

– Да.

– Суд не интересует, чем вы питались, изолировав себя от своего народа, – прокурор встал. – Скажите, почему Недич оказался в Санджаке?

– Он собрался убить меня.

– Ваш союзник – убить вас? – расхохотался Минич.

– Не он сам, а Вучко Игнятович, который порвал со мной.

– Почему вы не расстреляли Игнятовича, ведь ваши люди арестовали его после того, как он бросил в вас гранату?

– Остоич хотел его расстрелять, но я сказал «нет».

– Действительно ли даже британский офицер Бейли требовал от вас, чтобы вы били оккупантов, а не партизан? – почти выкрикнул прокурор.

– Да.

– Прошу вас внести в протокол это признание о сотрудничестве с оккупантами.

– То есть, нет. Абсолютно нет, прокурор.

– Вы только что признались в измене.

– Я хотел сказать – нет. Со мной происходит что-то странное. У меня бывают мгновение, когда я думаю «да», а говорю «нет», или наоборот, думаю «нет», а говорю «да». Может быть, это от тифа или от вируса.

– Итак, действительно ли Бейли требовал, чтобы вы прекратили нападать на партизан и вместе с ними способствовали успешной высадке союзников на побережье Адриатики, которая тогда планировалась?

– Совершенно верно. Я был хорошо информирован, и я знал о тайных переговорах с немцами…

– Вы знали о ваших собственных тайных переговорах с немцами! Но это же совершенно естественно.

– Я сказал не то. Я, как мне кажется, говорил о том, что знал о вашей делегации, которая была в Загребе… не могу… опять забыл, что хотел сказать. Вы не напомните мне, с чего я начал?

– Чего требовал от вас Бейли?

– А, да. Вспомнил. Он требовал, чтобы я был более решителен в борьбе с коммунистами. Но позже этот человек оклеветал меня и действовал против меня.

– Значит, вашей целью было бить оккупантов, но одновременно вести борьбу и против коммунистов? – защитник Иоксимович пристально посмотрел на него.

– Против коммунизма или против коммунистов, точно не могу сказать. Прошу председателя суда пояснить, могу ли я говорить об этом не на закрытом заседании суда?!

– В Федеративной Народной Республике Югославии перед судом можно говорить все.

– Бейли сказал: нужно уничтожить партизан.

– Уничтожить партизан! – вскочил прокурор. – Я вас правильно понял?

– Да.

– У вас были и так называемые «черные тройки». Буква «З» означала «зарезать»?

– Да.

– Буква «З» означала и «запугать», и этой буквой обозначали исключительно тех, кто сотрудничал с оккупантами, – выкрикнул защитник. – Вы именно это сказали во время следствия.

– Совершенно верно. Я не отрицаю этого и сейчас, и я именно так сейчас ответил.

– Вы ответили «да», а не наоборот, – сказал судья.

– Разумеется, да. У меня в моей военной организации были «тройки», но не для того, чтобы резать людей, в чем меня клеветнически обвиняют.

– Скажите же, наконец, означала буква «3» зарезать или не означала? Да или нет?

– Я не хочу противоречить протоколу.

– Хорошо. Мы к этому вернемся во время допроса свидетелей. Чего касались велико-сербские тезисы Илии Бирчанина и его единомышленников?

– Я этого не понял. Это было очень мелко, не мой уровень.

– Может быть, речь шла о разделе Югославии? Фотич в Америке тоже выступал с этой точки зрения?

– Я не знаю. Это все действительно очень мелко.

– Сколько у вас было командиров.

– Достаточно.

– Чем объяснить единую линию в сотрудничестве с оккупантами?

– Это не моя линия.

– Обвиняемый Михайлович, – вмешался защитник Джонович. – Во время войны на территории, которую вы контролировали, выходило несколько ваших газет.

– Верно.

– В этих ваших газетах делалось какое-нибудь различие между великими державами-союзницами?

– Никогда. И к американцам, и к Советам отношение было одинаковое.

– Вы были убежденным монархистом?

– Я бы так не сказал. Просто я был верен присяге.

– Как случилось, что большое число республиканцев, причем очень авторитетных, оказалось членами вашего движения?

– Это произошло, господин Джонович, из-за того, что я уважаю чужое мнение.

– Ведь ваши дети – сын и дочь – еще до войны стали коммунистами. Вы знали об этом?

– Это был их свободный выбор. Мне было очень горько, но… Я всегда говорил, что коммунизм это большое зло.

– И из-за этого вы сотрудничали с Гитлером, – взбешенным голосом сказал прокурор. – Гитлер это не зло, а партизаны зло.

– Нет.

– С чего вдруг теперь вы говорите «нет»?

– Да, но они не такие, как немцы. В сущности – да. Но немцы разбиты и ушли.

– Вот так же вы говорили и вашему другу, американскому полковнику Макдауэллу.

– Не могу вспомнить.

– Макдауэлла?

– Пожалуйста, напомните. Прошу вас, доведем это до конца.

– Хотите уйти в сторону от обвинительного заключения, – усмехнулся прокурор. – Напрасно, ничего у вас не выйдет. Ваши преступления уже давно доказаны.

– Это мне безразлично… Прошу меня извинить, я не понял вопроса.

– Один ваш сын погиб, – сказал защитник Иоксимович. – Младший или старший?

– Совершенно верно.

– Младший или старший?

– Все зависит от ситуации на местах. Иногда младший офицер может оказаться старшим и наоборот.