Ночь для двоих - [57]

Элиссанда настолько погрузилась в свои мысли, что не разобрала его слов.

— Прошу прощения?

— Я сказал, чтобы вы сняли одежду, — повторил он как нечто само собой разумеющееся.

Новоявленная леди Вир лишилась дара речи.

— Не стану утверждать, что не видел ваши прелести раньше. Мы женаты, если вы еще помните об этом.

Она откашлялась.

— Это действительно компенсирует вам то, что я вас использовала?

— Боюсь, что нет. Но это поможет сделать наш брак терпимым. Во всяком случае, пока. Если, конечно, я вспомню, как прерывают половой акт.

— Что... что значит — прерывают?..

— Ну вы же так хорошо помните Священное Писание. Как там звали этого парня, Онан, кажется? Ну да. Он самый. Что он сделал?

— Пролил свое семя.

— У вас замечательная память. Не только Песнь Песней, но и это…

Библия была одной из нескольких книг на английском языке, которые дядя оставил в доме.

— Да, — продолжил Вир, — согласитесь, было бы хорошо, если бы я взял вас, но пролил свое семя куда-нибудь еще. Не на пол, сразу говорю. Может быть, на ваш мягкий живот. Или на великолепную грудь. Если же у меня будет плохое настроение, я заставлю вас его проглотить.

Элиссанда стояла и молча моргала, не в силах даже спросить, шутит ли он. Похоже, что нет.

Он был честен с ней, добр к ее тете. И это после всего, что она сделала. Он показал себя с самой лучшей стороны даже в столкновении с ее дядей. Поэтому она уснула в поезде, доверчиво прильнув к нему. Но когда он вечером начал раздеваться и завел ее в гардеробную, она испугалась. Память о боли, испытанной в первую брачную ночь, была еще свежа. Вот и теперь страх вернулся. И с его стороны как-то неправильно требовать, чтобы она разделась, когда он вовсе не настроен на любовную игру, а откровенно зол.

— Вы наверняка хотите отдохнуть, — предположила она.

Маркиз надменно поднял одну бровь:

— Разве я не сказал, что хочу видеть вас без одежды?

— Но вы ранены, и сейчас пять часов утра.

— Вам предстоит еще очень многое узнать о мужчинах, если вы всерьез считаете, что царапина на руке способна помешать сексу. Ну же, раздевайтесь и ложитесь в постель.

Ее голос звучал все тише и тише.

— Возможно, сейчас не самое удачное время. В вас больше рома, чем на пиратском корабле, и вы...

— И я желаю спать со своей женой.

Элиссанда даже не подозревала, что муж может так говорить — уверенно, решительно. Он не угрожал ей, но она почему-то сразу поняла, что отказываться не стоит.

Очень медленно она подошла к кровати и забралась под одеяло. Там она сняла ночную рубашку и бросила ее на край.

Первым делом Вир откинул одеяло и уставился на обнаженное тело супруги. Элиссанда прикусила губу и напомнила себе, что не должна сопротивляться.

Его дыхание было неровным. Он, казалось, пожирал ее взглядом.

— Раздвинь ноги, — приказал он.

— Нет!

Вир улыбнулся и стал левой рукой расстегивать брюки.

— Все равно ты это когда-нибудь сделаешь.

Элиссанда закрыла глаза, когда его брюки соскользнули на пол. Матрас прогнулся — муж опустился рядом с ней на кровать. Дальше был шок — их обнаженные тела были рядом и соприкасались везде. Везде.

— Да, держи глаза закрытыми и представляй, что я Фредди, — шепнул он.

Его горячее дыхание опалило кожу.

Леди Вир покачала головой и тут же судорожно вздохнула, когда его губы коснулись ее уха. Он поцеловал ее в то место, где соединяется шея и плечо, потом в то же место куснул. Укус был довольно чувствительным — злой, голодный.

Но больно ей не было. Вместо этого она почувствовала необъяснимое наслаждение.

— А теперь представь, что это Фредди прижимается губами к твоей восхитительной груди, — сказал Вир и стал прокладывать легкими поцелуями и укусами дорожку вниз.

Элиссанда снова покачала головой. Его язвительная уверенность делала с ней что-то непонятное. Какая-то первобытная часть ее существа была возбуждена, отвечала на исходившую от него властную силу. Он был пьяным, грубым и до мозга костей мужчиной.

— Как ты думаешь, Фредди лежит ночью без сна, грезя о твоей роскошной груди? — спросил он.

Глаза Элиссанды открылись. Все зашло слишком далеко. Она заглянула в глаза супруга. Боже правый, неужели из-за его невероятных глаз она вспомнила в их первую брачную ночь об алмазе Хоупа?

— Нет, я так не думаю.

— Возможно, и нет, — буркнул он. — Зато я только этим и занимаюсь.

С этими словами он опустил голову и нежно взял в рот ее сосок.

Наслаждение было таким острым, что граничило с болью.

Вир сосал, лизал, прикусывал сосок, заставляя ее выгибаться ему навстречу, часто и тяжело дыша. Наконец он оторвался от сосков и принялся целовать ее живот, постепенно опускаясь все ниже и ниже. Когда же он погрузил язык в ее пупок, Элиссанда издала хриплый протяжный стон.

Она посчитала, что дальше он не пойдет, но ошиблась. Губы маркиза опускались все ниже и ниже. Она в тревоге сжала ноги. Разумеется, он вовсе не это имеет в виду. Разве Господь не покарал Содом и Гоморру за порочность?

Но похоже, ее супругу на кару Господню было наплевать. Он рывком раздвинул ее ноги и потянулся губами к самому сокровенному месту.

— Нет, пожалуйста, не надо, — взмолилась Элиссанда. — Надо! — прорычал Вир и сделал именно то, что хотел. Элиссанда еще никогда в жизни не испытывала подобных ощущений. Даже в самых смелых мечтах она не представляла, что мужчина может проделывать с женщиной такое. Она чувствовала смущение и испуг, потом возбуждение, а потом нестерпимое наслаждение. А Вир все не прекращал восхитительную пытку, не обращая никакого внимания на ее стыдливость и чувствительность, на желание сохранить видимость приличий.