Низверженное величие - [40]

Затем они спустились вниз и каждый отдельно нес бремя своих дум: Дамян был полон боли и гнева, уполномоченный вздыхал, сожалея о проявленной настойчивости. Похоже, указание действительно было поспешным — плод неоправданного оптимизма, порожденного смертью царя. Возможно, тут сказалось ожидание и противоречий между регентами, и более активной деятельности буржуазной оппозиции. Что же касается настойчивости — ну, такое он получил указание. Он готов был довести дело до замены командира, несмотря на давнишнее знакомство с ним. Пантера родился и вырос в старой коммунистической семье. В двадцать третьем был убит его дядя, а отца долго гоняли по царским тюрьмам. После его освобождения бедность прочно поселилась в несчастном доме изгнанного с работы путевого обходчика. Сын рано включился в коммунистическое молодежное движение, с тех пор привык исполнять любое указание сверху, и это стало его второй натурой. Первая была в том, что он человек, вторая — что, если надо, он умрет за партийную правду. Этот безграничный фанатизм, эта вера в победу поддерживали его и в тюрьме, и в разнообразных трудных ситуациях нелегальной жизни. Указание о проведении общей мобилизации искренне обрадовало его. В первом разговоре с Дамяном он был несколько смущен его несогласием, и потому возникло впечатление, будто и сам он некрепко убежден в правоте тех, кто дал указание. Когда же он узнал, что другой отряд закончил мобилизацию, то почувствовал себя предателем и начал раскаиваться в уступке Дамяну. Особенно заедало его, что руководство другого отряда также было против мобилизации, но его заменили другим. Велко, комиссар, показался Пантере мягким и послушным, и он вообразил, что легко может перетянуть его на свою сторону, чтобы затем отстранить Дамяна, заменив кем-либо из штаба отряда, кто разбирается в военном деле. Дамян так и так не был кадровым военным… Но Пантера просчитался…

Теперь между ними встала стена из молчания и дум…

21

Делиус хотел встретиться с Адольфом Бекерле. Посол предложил прийти к нему в кабинет около десяти вечера. Окна были затемнены. Красивая герань, любимый цветок Бекерле, издавала странный тяжелый запах зелени и мокрой почвы. Лампа горела вполсилы, чтобы свет от нее не был виден снаружи. У ног Бекерле лежала собака, высунув красный язык и следя умными глазами за гостем. Делиус не спешил перейти к сути дела. Несколько флегматичный, неповоротливый, он так удобно устроился в мягком кресле, словно хотел тут заночевать. Новости, сообщенные им неофициально, были весьма тревожными. По его данным, партизанское движение приобретало устрашающий размах. Коммунисты упорно пробивались в войска, и уже были случаи, когда новобранцы убегали в горы. Вырисовывалась хорошо организованная сеть сопротивления; страна была разделена на зоны со строго определенным руководством. Эти подробности сообщили ему свои люди и сотрудники господина Гешева. Разумеется, тут еще не вся истина, она может быть и более черной, но он, Делиус, должен обо всем поставить посла в известность. Кроме того, Делиуса беспокоила деятельность министра иностранных дел. Будучи послом Болгарии в Анкаре, тот поддерживал оживленную связь с английским посольством. Делиус сообщал об этом куда следует. Для сведения. Но теперь обозначились контуры всей игры министра. Делиус попытался (с помощью Севова) предупредить регентов, прежде всего Филова и князя Кирилла. В последнее время Киров все чаще советуется с легальной оппозицией, с господами Мушановым, Буровым и даже с Кимоном Георгиевым. Эти игры могут привести к нежелательным результатам. Киров публично намекал, что рейх проиграет войну. Такое высказывание, исходящее от представителя правительства союзной страны, говорит о многом. Он, Делиус, не может сказать ничего подобного об остальных министрах и господине Божилове, но ясно, что не хватает сильной, как у покойного царя, руки. Неплохо бы сделать определенное внушение регентам.

— Не то… — Делиус взял рюмку коньяка, отпил и сказал — Будет поздно…

— Для кого? — не понял Бекерле.

— Я говорю, господин Бекерле, что время нас опережает.

— Понимаю, майор Делиус, вполне понимаю ваши тревоги; в сущности, и я уже некоторое время замечаю подобные вещи, но достаточно ли одного внушения…

— На первое время достаточно, но, если надо будет, поищем и другие средства…

— Какие?..

— Смена министров, военных и, может, даже премьер-министра..

— Но это означает правительственный кризис…

— Кризис, господин Адольф Бекерле, по мнению некоторых, есть и сейчас.

— По чьему мнению, доктор Делиус?

— По мнению людей господина профессора Цанкова, к примеру… Генерала Жекова… по мнению профессора Контарджиева… и по мнению коммунистов, и это несмотря на то, что Панков и другие смотрят на вещи каждый со своей колокольни…

Бекерле ничего не ответил. Всех этих людей он знал близко и мог бы спокойно добавить к ним профессора Станишева, но он не считал, что внушение хоть сколько-нибудь поможет. Надо организовать поездку регентов в Главную ставку фюрера. Надо вести с ними беседы на самом высоком уровне. Грубое вмешательство может повести к отзыву посла, как случилось раньше с его предшественником Рихтгофеном. Адольф Бекерле пододвинул коробку сигар и предложил гостю закурить, но тот отказался, заметив, что вечером воздерживается от курения. Трудно засыпает! Сигары были знаком завершения беседы, и доктор Делиус встал: