Нижегородский откос - [83]

— Ты тут зря не того… Спрячь окорок-то подальше… Очень ты прост… Ну, с богом…

И пока Сенька стоял, отец все обертывался и с лица его не сходила сладкая, умильная улыбка. И жалкая, и трогательная.

ПОКАЗАТЕЛЬНЫЙ УРОК

Сенька давно заметил, что книжное изучение в отрыве от самого дела никогда не принесет пользы, не склонит полюбить это дело и тем более понять его. Нельзя на сухом берегу научиться плаванию даже по самому гениальному учебнику. Всего вернее проясняет эту истину старая французская пословица: «Аппетит приходит во время еды». Поэтому, готовясь быть учителем, но никого не обучая, Пахарев не знал ни ухабов, ни красоты педагогического труда, не имел к нему никакого влечения, и сама методика преподавания предмета — одна из основных дисциплин в институте — казалась ему чрезвычайно скучной. На лекциях он зевал, пропускал практические занятия и к самому методисту Ободову не питал уважения. Но вот подошло время сдачи зачета по методике литературы. Вместе со сдачей теоретического курса следовало студенту дать и самому показательный урок, которым можно было бы засвидетельствовать способность к учительской работе. Маруся Пегина, которая уже блестяще провела свой показательный урок (и на него Пахарев не ходил), каждый раз при встрече с Сенькой тревожно спрашивала:

— А конспект урока, Сеня, у вас составлен?

И всякий раз Пахарев махал рукой и насмешливо и самодовольно отвечал:

— Для урока? И конспект? Может быть, целую диссертацию прикажешь для сонливых малышей приготовить? Чего они понимают…

— Значит, никаких наметок урока не показывали ни Ободову, ни Рулеву?

— Да нет же. Зачем такими пустяками отвлекаться от дела и отвлекать серьезных людей?.. Уж как-нибудь вдолблю энную сумму элементарных фактов в умы зеленых юнцов. Экая невидаль!

Это огорчало Марусю. Она опустила вниз голову и робко советовала:

— Все-таки Сеня, уж вы еще раз все до мелочей продумайте, пожалуйста. На деле часто случается, что мелочь оказывается тем самым бревном, которое вдруг ляжет на твоем пути, и его не своротишь…

— Ерунда! Когда знаешь материал, то ничего тебе не страшно. Я видел, как Рулев давал урок — легко, весело, для меня этого наглядного примера вполне достаточно.

— Очень трудно дать урок, как дает его Николай Николаевич. Он — мастер своего дела, я ему завидую…

— Эх, Маруся, смешная ты какая. Да что тут трудного? Я мужиков наставлял новой жизни, а не юнцов. Впрочем, я вчера набросал планчик на всякий пожарный случай.

— План, Сеня, надо уметь реализовать. От знания до умения целая пропасть.

Пахарев усмехнулся, похлопал Пегину по плечу:

— Марусенька! Отвага мед пьет и кандалы трет…

Пегина тяжело вздохнула. Пахарев пошел в класс. За ним шла Пегина, потом учитель опытно-показательной школы при институте Рулев и после всех профессор методики Ободов, высокий, статный мужчина в пенсне. Пахарев подходил к дверям класса очень смело, без всякого волнения. Он даже почел бы за потерю своего достоинства и трусость волноваться перед встречей с учениками седьмого класса. В щелку между створками дверей на него уставились озорные глаза ребятишек, и он услышал громкий предостерегающий шепот:

— Ребята, шкрабы идут.

И от дверей потопали внутрь класса десятки ног.

Когда дверь отворилась и Пахарев вошел в класс, намереваясь по плану приступить к выполнению самого первого компонента урока — организационного, — он, к неудовольствию своему, сразу увидел, что этого компонента нельзя пока реализовать. Первый компонент урока включал в себя следующую задачу. Учитель должен подойти к столу и, оглядев спокойно и внимательно сидящих за партами учеников, переждать минуту, сказать ласково, но серьезно:

— Здравствуйте, ребятки!

И ребяткам надлежало дружно ответить:

— Здравствуйте!

Тогда учитель среди окончательно водворенной тишины непринужденно, и даже слегка улыбнувшись, спрашивал:

— А кто сегодня у нас дежурный?

Вставал мальчик и деликатно звонким голосом отвечал:

— Дежурный — я.

Учитель еще более приветливо оглядывал мальчика.

— Все ли в классе?

И тогда ученик отвечал учтиво:

— На кафедре записочка.

Пахарев должен был осмотреть записочку, отметить отсутствующих, если они были, и благодушно сказать:

— Хорошо, хорошо. Садитесь…

Первый организационный компонент урока исчерпывался, и начинался тут же компонент второй.

Так должно было идти согласно данным методики и педагогической психологии.

Но получилось вовсе не так. Только те мальчики, которые стерегли его у двери и вскричали: «Шкрабы идут!», только они и сидели на партах, лукаво улыбаясь, а все остальные были на ногах и даже не замечали Пахарева, хотя он и разговаривал с классом… Одни возились в углу, другие рисовали на доске рожицы, третьи подбрасывали к потолку бумажные сосульки и громко и горячо дискутировали, чья сосулька провисит дольше. И решительно весь потолок был в бумажных сосульках разной величины. Сосульки отваливались и попадали кому-нибудь на голову или прямо на нос, а то и на парту, тогда неистовая радость отражалась на лицах малышей.

— Братцы, поглядите, сосулька Сережке угодила прямо в чернильницу.

Сережа, весь в брызгах чернил, утирался, размазывая чернила по лицу, а подле него пританцовывали: