Нить Эвридики - [12]

— Шаман! — ахнул кто-то сзади.

Я поклонился ворону. Тот с минуту смотрел на меня изучающе, испытующе, потом хрипло, гортанно каркнул, расправил крылья и взмыл в небеса. Кажется, это было благословение… Я запрыгнул в кабину, захлопнул дверцу и завёл мотор.

ГЛАВА IV

В загробном мире действительно нет солнца. И никаких других светил вместо него, видимо, тоже. Свет неяркий, сумеречный, но всё ж его хватает, чтоб видеть землю внизу, видеть небо перед собой. Светящийся след Андриса неровен — то взмывает вверх, то круто уходит вниз, и всякий раз аэроплан гудит тревожно и радостно, когда пересекает его…

Голоса тех людей ещё стояли в моей памяти. Их отношение к жизни и смерти показалось мне таким мудрым, истинным…

Они любили жизнь и не боялись смерти. Смерть была для них законным переходом в жизнь новую. Своей жизнью там они готовили жизнь здесь. Они знали, что здесь найдут, когда придут сюда, и неизбежное не было для них ужасным — лишь бы было в своё время. Они неизмеримо счастливее людей моего времени, потому что знали ответы на все вопросы, знали наверняка.

Надо было спросить их, кто создал этот мир — это небо, эту траву, этих животных, на которых они здесь охотятся. Хотя может, они не знают… Может, и не важно им, кто создал. Главное, что мир этот есть, и он их по праву.

Внизу что-то блеснуло, и вслед за светящейся дорогой аэроплан тоже пошёл вниз. Похоже, меня ждёт новая встреча…

Золотой песок мягко сиял, не обжигая глаз. Невдалеке слева и справа виднелись силуэты то ли гор, то ли столь же монументальных строений из крупного камня белого и золотистого цветов. Впереди из такого же камня были сложены высокие, не в один человеческий рост, арочные ворота, выщербленные временем и ветром. За воротами вдали угадывались очертания города, а перед воротами прохаживались прогулочным шагом несколько фигур, окружённых тихим золотым сияньем.

— Андрис, Андрис! — я бежал к нему, увязая в песке, сердце — или что там может быть у меня-души? — едва не выпрыгивало из груди. Я не верил себе, что нашёл его, наконец-то нашёл, что эти чёрные волосы, загорелые плечи и белоснежные одежды мне не мерещатся, что сейчас я коснусь его — и он не растает, и я не очнусь от сна или наваждения, и смогу его увести, действительно смогу, верну это золотое сиянье нашему миру…

Человек обернулся. Нет, это не Андрис. Только похож. Такие же чёрные волосы до плеч, тёплые чёрные глаза, ласковая улыбка терпения, поощрения и благожелательности. Даже сложение похоже. На человеке ожерелье из золотых пластин и белая ткань обёрнута вокруг бёдер наподобие юбки парео, но для Андриса, вообще-то, это не было бы немыслимым нарядом, с него как раз станется. Да я сам вон в каком виде иду за ним следом…

Но это не он. Звучание голоса притупляет боль разочарования.

— Таких эпитетов у меня нет. Что означает это слово? Назови своё имя, умерший, и расскажи свою жизнь.

— Рассказывать жизнь у меня времени нет, да и не прожита она ещё. Я сюда не насовсем, а за своим другом… Извините, что принял вас за него. Его зовут Андрис, и он, должно быть, проходил здесь… Вы не видели его?

На меня с какими-то окаменевшими лицами смотрели все остальные.

— Как ты обращаешься к Верховному богу, владыке подземного царства, умерший! — зазвенел гневом голос женщины в золотой диадеме — она была очень похожа на того, кого я спутал с Андрисом, только одета, конечно, пообильнее — белое платье, перевязанное золотым поясом, браслеты на руках и ногах, — или ты не знаешь подобающих здесь слов? Плохо же тебя готовили к смерти!

— Верховному богу?! — до меня начало кое-что доходить.

— Моё имя Осирис. Под этим именем меня знают во всех землях Египта.

Вот оно что. Значит, я стою у ворот подземного царства египтян. У каких-то запасных его ворот, при чём, потому что ни знаменитых весов, ни мрачных стражников, ни кровожадного крокодила я здесь не вижу. Как и судейского трона. Как будто бог со свитой просто вышли прогуляться.

Н-да. Одно дело шаман, всё-таки тоже человек, и совсем другое дело видеть перед собой живого бога. Однако страха почему-то не было, не хотелось падать ниц, вот от этого и было не по себе. Была только тихая радость где-то внутри, звенящая-шуршащая, золотистая, как этот песок. Радость не раболепства, а восхищения и обожания. Осирис казался мне слишком дружественным и близким, не зря же я издали принял его за Андриса. Как с ним полагается говорить, я лишь примерно себе представлял (читал, конечно, мифологию, читал священные тексты, но заучивать их в голову не приходило), а говорить хотелось просто, открыто, от сердца.

— Понимаете, я ищу своего друга. Он лежит при смерти, и душа его уже покинула тело и блуждает где-то здесь. Я иду за ним по пятам и всё не могу нагнать… А это надо сделать, пока он не умер окончательно. Пока он ещё может вернуться.

— Правильно бальзамируйте тело — и он всегда сможет вернуться, — рассудительно изрекла женщина в диадеме.

— Боюсь, этот вариант не подходит. Я хочу вернуть его к жизни. Именно к жизни.

Боги задумались.

— Тот, о ком ты говоришь, был здесь. Ты прав, он ещё не весь вышел из своего тела и не забыл дорогу назад. Но он сам стремится забыть. Разорвать связь…