Нищета историцизма - [5]
С точки зрения историцизма, в социологии этот принцип не работает. Сходные обстоятельства существуют только в рамках (within) того или иного исторического периода и не сохраняются при переходе от одного периода к другому. Поэтому долговременного единообразия, на котором могли бы основываться долгосрочные обобщения, в обществе не существует (если не считать тривиальных регулярностей, таких, как "человеческие существа живут группами" или "запас одних вещей ограничен, а запас других, скажем воздуха, неограничен, и только первые могут иметь рыночную или меновую стоимость").
Метод, не считающийся с этим ограничением и обобщающий социальные единообразия, неявно предполагает, что эти регулярности вечны; а методологическое простодушие, уверенное, что социальные науки могут взять из физики метод обобщения, порождает ложную и опасную, дезориентирующую социологическую теорию. Эта теория отрицает, что общество развивается или сколько-нибудь существенно изменяется; или — что социальные изменения, если они существуют, влияют на важнейшие регулярности социальной жизни.
Ошибочные теории, утверждают историцисты, обычно являются апологитичными; предположение о неизменных социологических законах может быть использовано в ложных целях. Во-первых, это аргумент в пользу том, что неприятные и нежелательные вещи следует принимать за должные, ибо за ними стоят неизменные законы природы. "Необоримые законы" экономики, например, вызываются, подобно духам, для того, чтобы продемонстрировать тщетность государственного регулирования зарплаты. Предположение о "неизменности" можно также употребить для нагнетания общего ощущения "неизбежности", чтобы люди были готовы страдать кротко и не протестуя. Что есть, то всегда и будет, и попытки как-то повлиять на ход событий или даже дать им оценку смехотворны: с законами природы не поспоришь, а борьба с ними может привести к несчастью.
По мнению историциста, это — те консервативные, апологетические и даже фаталистические аргументы, которые необходимо вытекают из требования применить в социологии натуралистические методы.
Согласно же историцизму, социальные единообразия весьма отличаются от единообразий естествознания. Они изменяются от одного исторического периода к другому, и той силой, которая вызывает изменение, является человеческая деятельность.
Социальные единообразия — не законы природы, их создают люди; и вся зависимость от человеческой природы состоит в том, что в ее власти изменить эти единообразия или даже установить над ними контроль. Следовательно, что-то можно улучшить или ухудшить, и энергично проводимая реформа вовсе не обязательно оказывается безрезультатной.
Такие тенденции в историцизме привлекают тех, кто чувствует в себе призвание к активности, к вмешательству, особенно в дела человеческие, тех, кто не хочет мириться с существующим порядком вещей и не считает его неизбежным.
Назовем стремление к активности и неприятие "покоя" активизмом. Более подробно об отношениях историцизма и активизма см. в разделах 17 и 18, а сейчас я позволю себе привести наставление известного историциста Маркса, в котором выражается "активистская позиция": "Философы лишь различным образом объясняли мир но дело заключается в том, чтобы его изменить".
2. Эксперимент
Метод эксперимента состоит в том, чтобы установить искусственный контроль и искусственную изоляцию, обеспечивая тем самым воспроизведение сходных условий и следующих из них определенных результатов. Он основан на той идее, что в результате сходных обстоятельств происходят сходные вещи. Согласно историцизму, в социологии этот метод неприменим. От нем не было бы пользы, даже если бы он был применим в этой области. Ибо, поскольку известные условия существуют только в границах каком-то одном периода, результат любом эксперимента будет иметь весьма ограниченное значение. Кроме того, в области социологии искусственная изоляция исключила бы как раз самые важные факторы. Робинзон Крузо и его индивидуальное хозяйство не могут служить значимой экономической моделью; дело в том, что экономические проблемы являются результатом экономического взаимодействия индивидов и групп.
Историцисты также доказывают невозможность никаких по-настоящему ценных экспериментов.
3. Новизна
Широкомасштабные социологические эксперименты нельзя считать экспериментами в физическом смысле слова. Их целью является не увеличение знания, а достижение политического успеха. И выполняются они не в лаборатории, отгороженной от внешнего мира; напротив, само их проведение влияет на состояние общества. Их никогда нельзя повторить в точности, поскольку предыдущий эксперимент уже изменил начальные условия.
Последний аргумент заслуживает более подробном разбора. Как уже говорилось, историцизм отрицает возможность повторения широкомасштабных социальных экспериментов в условиях, которые были бы в точности подобны предыдущим, поскольку на них воздействует первый эксперимент. В основе этот аргумента лежит идея, что у общества, как у организма, имеется своего рода память, в которой сохраняется его история.
Один из известнейших современных философов анализирует роль Платона, Гегеля и Маркса в формировании идейной базы тоталитаризма. Критикуются претензии на знание «объективных законов» истории и радикальное преобразование общества на «научной основе». Подробно рассмотрено развитие со времен античности идей демократического «открытого общества». Книга, давно ставшая классической, рассчитана на всех интересующихся историей общественной мысли.
Предлагаемая вниманию читателей книга представляет собой философскую автобиографию Карла Раймунда Поппера (1902–1994), — крупнейшего философа науки и социального мыслителя XX века. Повествование автора об особенностях его интеллектуального становления и философской эволюции разворачивается на фоне масштабных событий XX века — первой мировой войны, межвоенного лихолетья 1920–1930 годов, вынужденной эмиграции и годов скитаний. Автор приоткрывает перед читателем вход в лабораторию своей мысли, показывает рождение своих главных философских концепций и идей через призму споров с коллегами, друзьями и оппонентами.
Книга выдающегося философа и логика XX века Карла Раймунда Поп-пера «Объективное знание» вышла первым изданием в 1972, вторым — исправленным и дополненным, с которого сделан русский перевод, в 1979 г.В ряду сочинений Поппера она занимает особое место: это — третья, после «Логики научного исследования» (1934, 1959) и «Предположений и опровержений» (1963), его классическая работа по философии, теории познания и логике науки. В ней подводятся итоги предшествующих исследований Поп-пером проблем индукции, фальсификационизма, критического рационализма, правдоподобности научных теорий и др., а также излагаются полученные к моменту ее написания результаты его разработок теории трех миров, роли понятия «истина» в философии науки, проблем эволюционной эпистемологии и т.д.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Два выступления на радио, записанных для Свободного радиоуниверситета, Берлин; впервые опубликованы в «Ratio», 1, 1958, с. 97-115.
Впервые опубликована в «The British Journal for the Philosophy of Science», 4, 1953.Перевод с английского А. Л. Никифорова.
Что это значит — время после? Это время посткатастрофическое, т. е. время, которое останавливает все другие времена; и появляется то, что зовут иногда безвременьем. Время после мы связываем с двумя событиями, которые разбили европейскую историю XX века на фрагменты: это Освенцим и ГУЛАГ. Время после — следствие именно этих грандиозных европейских катастроф.
Замысел этой книги в том что, необходимо рассказать, в доходчивых для нового человека образах и понятиях, о спасительной истине, найденной автором в Евангелии и осуществлении Евангелия в подлинной Церкви святых.
«Последняя Вера» дает неожиданное объяснение природе человека, человеческих отношений и развитию человеческого общества в целом. Книга заставит читателя по-новому взглянуть на многие устоявшиеся представления об окружающем нас мире и пересмотреть отношение к общепринятым моральным принципам. В своих кратко и ясно выраженных объяснениях и доказательствах автор опирается на многочисленные примеры из окружающей нас с вами жизни, что делает книгу легкодоступнoй и увлекательной. www.thelastfaith.ru.
Из предисловия:Необходимость в книге, в которой давалось бы систематическое изложение исторического материализма, давно назрела. Такая книга нужна студентам и преподавателям высших учебных заведении, а также многочисленным кадрам советской интеллигенции, самостоятельно изучающим основы марксистско-ленинской философской науки.Предлагаемая читателю книга, написанная авторским коллективом Института философии Академии наук СССР, представляет собой попытку дать более или менее полное изложение основ исторического материализма.
В книге представлен результат совместного труда группы ученых из Беларуси, Болгарии, Германии, Италии, России, США, Украины и Узбекистана, предпринявших попытку разработать исследовательскую оптику, позволяющую анализировать реакцию представителя академического сообщества на слом эволюционного движения истории – «экзистенциальный жест» гуманитария в рушащемся мире. Судьбы представителей российского академического сообщества первой трети XX столетия представляют для такого исследования особый интерес.Каждый из описанных «кейсов» – реализация выбора конкретного человека в ситуации, когда нет ни рецептов, ни гарантий, ни даже готового способа интерпретации происходящего.Книга адресована историкам гуманитарной мысли, студентам и аспирантам философских, исторических и филологических факультетов.
В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни.
Книга своеобразнейшего французского мыслителя и культуролога Гастона Башляра, написанная в 1937 году, стала новацией в психоаналитической традиции, потому что предметом анализа Башляра стал феномен огня и только потом — те представления и комплексы, которые огонь вызывает в человеческой психике.Башляр рассматривает огонь не только как природное явление, но и как социокультурный феномен. Огонь для него — одно из универсальных начал объяснения мира, ключ к пониманию множества вещей и явлений.