Никто мне ничего не обещал - [3]

Он откровенно «дрых» на уроках, ковырял в носу и читал книги. Его никто не контролировал и никто не проверял его дневник. Ему, ещё малышу, объяснили, что это его жизнь, а задача мамы и папы как его родителей дать ему всё необходимое для познания той среды обитания, в которой он будет жить. В этом их ответственность перед ним. А дальше он всё должен делать сам. И он успешно познавал свою среду обитания, пока не попал в школу. В школе же он сразу пришёл к неутешительному выводу о том, что в ней познают не среду его обитания, а её частные формы. Но как можно учиться на постоянно изменяющихся формах, не объясняя при этом, почему именно они меняются. Он как мог сопротивлялся впихиванию себя в эти школьные формы и чужие рамки.

Учительница литературы бубнила произведения классиков прошлых веков. И из её слов выходило, что древние классики о его сегодняшней среде обитания знали больше, чем он ныне живущий, и что это замечательно, так как дальше над своей жизнью можно не думать, а следовать примеру классиков, стремясь быть похожим на их положительных героев.

На уроках химии, физики, математики ссылались на ещё более древних предков, чем на уроках литературы.

От истории человеческих отношений и общественных наук он вообще впадал в тоску. На этих уроках всё время звучала мысль о том, что как плохо было в древние и не совсем древние времена, и как хорошо сейчас. Но эти выводы полностью противоречили всем остальным урокам.

«Ничего себе, плохо, — думал он, — если в то время литературных и иных классиков народилось столько, что их до сих пор ни забыть, ни перечитать не могут».

В знаниях, которые давали ему школьные учителя, не было чего–то самого главного. Он чувствовал, что чего–то не хватает, но чего — не знал, и поэтому душа его металась. Плохая учёба, сон на уроках и пропуски занятий были лишь защитной реакцией на то, что давным–давно было определено как «не брать лишнего в голову, а тяжёлого в руки».

Единственный школьный урок, который не давал Сергею впадать в тоску, назывался «начальной военной подготовкой». Тосковать там было некогда. Урок вёл мудрый ветеран военно–морского флота, капитан третьего ранга в отставке. Его морская форма бодрила сама по себе. А многие армейские атрибуты, которые он показывал на своих уроках, больше нигде нельзя было увидеть. Автомат и противогаз, ОЗК и дозиметры, мелкокалиберные винтовки и приборы химической разведки полностью захватывали внимание Сергея. А рассказы об агрессивном блоке НАТО и успешном сопротивлении ему стран Варшавского договора грели его детскую душу. Сергей отметил для себя ещё одну особенность офицера–педагога. Он всё время был один. Он не заходил в учительскую. У него был свой мир, в который доступ имели не многие. Как редки были уроки начальной военной подготовки, так же редки были и друзья капитана третьего ранга. Сергей тоже чаще был один. Отец часто говорил куда–то в пространство: «Кто одинок — тот не будет покинут». Поэтому Сергей не видел в одиночестве ничего плохого. Ещё отец, будучи в хорошем настроении, часто напевал песенку: «Ковыряй, ковыряй, ковыряй. Суй туда палец весь. Только ты этим пальцем в душу ко мне не лезь». Так выходило, что только одиночество даёт душевный покой. Поэтому школьная скука и тоска над Сергеем не довлели. Ему всегда было чем заняться. И друзья у него были абсолютно самодостаточны. Им тоже никогда не было скучно, они не стремились собраться в толпу и пойти куда–нибудь «побалдеть». Всех вместе их собирали только праздники, например, дни рождения или какая–нибудь необходимость. Такую же жизнь Сергей наблюдал и у единственного в школе офицера запаса. Поэтому он начал считать, что армия — это именно то, что ему надо. Одиночество в окружении себе подобных.

После школы он углублялся в поиск знаний и смысла жизни. Он уже знал, что русские классики в тесных рамках школьной программы, как и учителя, трактующие их труды, помочь ему ничем не могут. Они «бубнят» каждый день одно и то же: «Годы трудные ушли, годы трудные пришли», при этом совершенно не видя своего места в этих трудных годах. Они давным–давно смирились с тем, что являются той самой «пищей», которая эти трудные годы кормит. Классики — поэты и прозаики, хоть и выделялись из ряда учителей своими могучими умами, но ребятишки были ещё те… С приходом «трудного» возраста Сергей перестал верить и учителям, и классикам.

У Сергея осталась одна мама, отец умер. Никакой ущербности Сергей не ощутил, таких, как он, полусирот, было более половины класса. Отцы уходили из жизни детей по–разному: одни умирали от болезней, как отец Сергея, другие сами расставались с жизнью, оставляя по несколько детей своим жёнам. Кто поймёт эту загадочную мужскую душу? И почему в стране развитого социализма и всеобъемлющей социальной защиты здоровенный мужик лезет в петлю или из ружья вышибает себе мозги вместе с верхней частью черепной кости?

Отец говорил маленькому Серёжке, что смысл жизни в постоянном поиске новых знаний. Сергей решил, что тем, кто сам убивает себя, просто уже нечего искать. Решив так, он обнаружил роковые «козни» классиков. Классики, исчерпав все сюжеты, пустили всех по замкнутому кругу повторяющихся событий. Бег человечества по кругу, заданному классиками, оказался очень прибыльным для вождей. Так и пошло: народы бегают по кругу, а вожди и разная «приблуда» стоят на страже границ этого круга.