Никта - [7]

Из корпуса арнольда раздалось негромкое постукивание — он печатал сообщение. Через секунду из прорези на передней части вылезла бумажка и повисла вниз. Леон осторожно сделал шаг вперёд, протянул руку, оторвал её и стал читать. Кэсси не смогла сдержать любопытство, хотя ей было не по себе. Она подошла к Леону и тоже прочитала текст, отпечатанный жирными чёрными буквами:

ГРАЖДАНИН, ПОЖАЛУЙСТА, НАЗОВИТЕ ВАШЕ ИМЯ, ФАМИЛИЮ, ГРАЖДАНСКИЙ КЛАСС И РЕГИСТРАЦИОННЫЙ НОМЕР (В УКАЗАННОМ ПОРЯДКЕ).

— Леонтин Блюкамп, житель третьего класса, сто пятьдесят три-девяносто восемь-тридцать три, — Леон говорил медленно и разборчиво, как и полагается при общении с автоматонами.

И почти без паузы — снова нетерпеливое постукивание. Прорезь выплюнула очередное сообщение:

М-Р БЛЮКАМП, ПОЖАЛУЙСТА, СООБЩИТЕ ПРИЧИНУ ВАШЕГО ПРЕБЫВАНИЯ В ДАННОЙ МЕСТНОСТИ В ДАННОЕ ВРЕМЯ.

На лице Леона отразилось полное непонимание ситуации. Кэсси была уверена, что и она сама выглядит совершенно потерянной.

— Обычная прогулка. Я в отпуске, так что не хожу на работу. Это ведь не запретная территория?

Последний вопрос, пожалуй, вырвался сам собой из-за отчаяния — арнольды никогда не реагировали на реплики, которые не были ответами на заданные ими вопросы.

На этот раз автоматон не спешил печатать карточку. Повисла тишина, нарушаемая лишь лаем бродячих собак где-то в улочках и далёкими громовыми раскатами у башен-генераторов. Ветер со стороны канала усилился, рыбная вонь стала почти невыносимой. Кэсси смотрела на смертоносное копьё, занесённое высоко над корпусом. Ей показалось, или оно дрогнуло, готовясь к броску?

… всё-таки показалось. Постукивание повторилось, из недр механизма арнольда появилось ещё одно сообщение, на этот раз совсем короткое. Когда Леон протянул за ним руку, Кэсси увидела, что его ладонь блестит от пота.

ИЗВИНИТЕ ЗА БЕСПОКОЙСТВО.

Паук развернулся на месте одним текучим движением и стал удаляться. Ни один бегун, даже самый быстрый в мире, не смог бы за ним угнаться — Кэсси не успела опомниться, как арнольд уже свернул за поворот, взмахнув в последний раз своими лапами-спицами, и как будто его и не было вовсе.

— Что это было? — тихо спросила она скорее у самой себя, чем у Леона.

— Понятия не имею, — он тоже говорил почти шёпотом, хотя рядом уже никого не было. — Раньше они мной никогда не интересовались… Что ж, всё когда-то бывает в первый раз, — он рассмеялся, но смех получился неестественным, похожим на всхлип. — Ты испугалась?

— Как тут не испугаться? — Кэсси схватила Леона за руку, будто боялась, что он сейчас исчезнет. — Если бы он стал допрашивать меня, это ладно — прогульщица… Но зачем он к тебе-то прицепился?

— Может, просто проверял? По программе им каждый день нужно проверить столько-то прохожих.

— Не знаю… На одну секунду я подумала, что он тебя убьёт.

Леон улыбнулся, несмотря на то, что лицо его ещё оставалось бледным:

— Зачем меня убивать? Меня убивать не за что. И знаешь, что я подумал? Не знаю, что там у этой железяки переклинило, но даже хорошо, что он отвлёкся на меня — потому что иначе он бы тебя точно поволок на работу, и день был бы потерян. Так что всё не так уж плохо!..

Белотравное поле было именно тем, на что указывало его название — широким полем, будто тронутым инеем, но здесь это был цвет самой травы. Городские каналы, по которым текла грязная жижа, здесь объединялись в одно большое русло, утекающее куда-то в скалы. Куда именно, узнать было невозможно: канал был перегорожен массивной решеткой, через прутья которой не пролезла бы и мышь. По ночам вода в канале едва заметно светилась зеленым химическим огнем. Она распространяла по окрестностям едкий запах щелочи, и трава, растущая на поле, рождалась белесой и поникшей. Зато тут не было мха, пожирающего город — даже удивительно, что существовало нечто, чего это растение не смогло стерпеть.

Запах вызвал в Кэсси двоякие чувства. С одной стороны, он немедленно пробудил в ней ворох воспоминаний о тех днях, когда она наравне с другими сорванцами гоняла здесь наполовину сдувшийся мяч, и она не смогла сдержать улыбку. С другой — ну какими же дурачками нужно было быть, чтобы почти ежедневно приходить сюда и надышаться этим ядом? Все они явно расплатились одним-двумя годами жизни за те весёлые часы, проведённые здесь. Впрочем, трудно найти вещь, стоящую дешевле, чем какая-то пара лет жизни в Колонии. Ей ли не знать.

Леону аромат ностальгии явно не доставил удовольствия. Он поморщился, инстинктивно потёр нос и указал пальцем наверх:

— А они выглядят хуже, чем я помню.

Скальная гряда поднималась почти отвесно и исчезала где-то в красном мареве, и головы исполинов казались подернутыми дымкой. Две фигуры высотой в сто человеческих роста врастали в камни, и трудно было понять, где их плоть перетекает в серый камень. Герцог и Герцогиня. По легенде, они некогда основали этот город посреди бесконечной мёртвой пустоши и правили им сотни лет. Тогда гиганты были красивы и могущественны, ни один людской ум не мог сравниться с их мудростью, но отведённое им время давно вышло. Теперь они наполовину истлели, наполовину окаменели, их головы глядели на Колонию пустыми глазницами. Больше всего досталось Герцогу: от его лица почти ничего не осталось — что не слилось со скалой, то выклевало воронье, а в полости черепа свило себе гнездо. Герцогиня выглядела немного лучше. Удивительно, но за все эти века её пышная коса пшеничного цвета удержалась на месте и не была растащена клочьями. Даже сейчас, когда половина лица превратилась в уродливое серое месиво, одного взгляда хватало, чтобы понять, как она в своё время была красива. Кэсси с сожалением увидела, что шея Герцогини вконец осыпалась и едва держит массивную голову. Леон был прав: время всё больше не щадило останки бывших самодержцев.