Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [4]

С какого момента вы бы ни начали читать историю жизни Николая Вавилова, вас увлечет за собой тот темп, в котором жил он сам. «Жизнь коротка, – говорил Вавилов, – надо спешить».

Пролог Украина, 6 августа 1940 года

Черная «эмка» – советская версия американского «Форда» – с грохотом неслась по грунтовой дороге из Черновцов, поднимая клубы пыли над полями зреющей пшеницы. Внутри автомобиля сидели четверо в штатском: в темных костюмах и фетровых шляпах набекрень.

Когда возле границы с Румынией дорога начала подниматься вверх по карпатским склонам, на горизонте появилась другая машина, катившая вниз, навстречу первой. Она тащилась с пробитой шиной, но «эмка» остановилась не для того, чтобы предложить помощь.

– Куда поехали машины академика Вавилова? – прокричал в окно один из встречных. – Он нам срочно нужен[7].

В легковой машине, возвращавшейся в Черновцы, ехал молодой ботаник Вадим Лехнович, член экспедиции Наркомата земледелия под руководством Николая Ивановича Вавилова, ведущего генетика и селекционера растений в Советском Союзе. Было 6 августа 1940 года. В Европе полыхала война, уже шла Битва за Британию, но Западная Украина еще мирно грелась в лучах летнего солнца. Ботаники выехали в полевую экспедицию: они искали редкие образцы диких трав, на основе которых можно было бы вывести новые сорта пшеницы, устойчивые к неблагоприятному климату северных степей.

Оглушительное появление черной «эмки» и грубость окрика вторглись в мирный процесс поиска и сбора образцов растений. Но само требование срочно найти Николая Ивановича не удивило Лехновича: Вавилов был важным ученым государственного уровня, и его часто спешно вызывали в Москву.

– Николай Иванович с остальными, собирает образцы, – отозвался Лехнович. – Что-то срочное?

Пассажир черной «эмки» сверкнул глазами и процедил:

– У академика Вавилова есть важные документы по экспорту хлеба. Их немедленно требуют в Наркомземе.

От холодных повелительных интонаций этого голоса ботанику вдруг стало не по себе. Человек в штатском совсем не походил на простого чинушу.

– Где академик Вавилов? – снова потребовал он. – Отвечайте, где его найти.

– Он с остальными, в поле, чуть выше по дороге… – начал было Лехнович, но «эмка» рванула с места, оставляя за собой облако пыли.

Лехнович покатил свою покалеченную колымагу вниз по дороге, в Черновцы, где в университетском общежитии ночевала вся их группа.

Когда в сумерках Николай Иванович вернулся со своей группой местных ботаников в общежитие, его встретила четверка в черной «эмке». Как только он вышел из машины, задняя дверь «эмки» распахнулась. Из нее вынырнул один из пассажиров, серьезным тоном заговорил с Николаем Ивановичем, тот сел в их автомобиль, и они умчались. Вахтер общежития, который слышал их разговор, передал его ботаникам: Николаю Ивановичу сообщили, что он срочно нужен в Москве, и он уехал, пообещав вернуться.

Около полуночи двое из четверых мужчин вернулись в черновицкое общежитие с запиской для Лехновича, написанной Вавиловым от руки его узнаваемым размашистым почерком: «‹…› Ввиду моего срочного вызова в Москву выдайте все мои вещи подателю сего. 6/8/40 23 часа 15 минут. Н. Вавилов».

Двое вежливо, но твердо настаивали, что все вещи Вавилова – до последнего клочка бумаги – должны быть сложены в его экспедиционный вещевой мешок. Они сказали, что Вавилов на аэродроме и ждет свой багаж для вылета в Москву.

Лехнович и другой ботаник, Фатих Бахтеев, сделали, как им было велено. Складывая бумаги Вавилова, в том числе малейшие обрывки черновиков, в рюкзак, они гадали, почему Николаю Ивановичу не дали возможность собраться самому или, что еще важнее, дать указания участникам экспедиции о том, как продолжать ее в его отсутствие. Они решили, что кто-то из них должен отвезти вещи на аэродром и лично переговорить о дальнейшей судьбе экспедиции.

Ехать вызвался Бахтеев. Они вынесли вещи к машине, у которой их ждали двое. Третий сидел за рулем.

Бахтеев начал объяснять, что ему нужно поехать проводить Вавилова, и начал садиться в машину. Он уже потянул к себе дверь автомобиля, но тут один из мужчин оттолкнул его, повалил на землю и запрыгнул в отъезжавшую «эмку».

Николай Иванович Вавилов сгинул в сталинских лагерях.

Глава 1 Москва, декабрь 1905 года

Первая русская революция началась в январе 1905 года, когда у Зимнего дворца в Санкт-Петербурге царская гвардия расстреляла мирное шествие, требовавшее положить конец самодержавию[8]. Сто тридцать человек были убиты. Массовый расстрел вызвал рабочие забастовки в крупнейших городах и крестьянские восстания в половине губерний Европейской России. Царь провел реформы, но стачечное движение не прекратилось и вылилось в кровопролитное восстание в Москве. При штурме Пресни – рабочего района на промышленной окраине Москвы – царские войска расстреливали из артиллерийских орудий дома и фабрики, несколько сотен человек оказались убиты и ранены. Иван Ильич Вавилов и его жена Александра Михайловна жили с детьми в деревянном доме с яблоневым садом на улице Средняя Пресня.

Звуки стрельбы приближались. Теперь это были не только отдельные выстрелы маузеров, которые слышались всю неделю и напоминали взрывы хлопушек, но и резкий треск ружейных залпов, эхом отзывающийся по прудам и болотистым низким берегам замерзшей Пресни. На кухонном крыльце дома № 13 по улице Средняя Пресня, кутаясь в серое шерстяное пальто, стояла Александра Михайловна. Она с тревогой ждала возвращения старшего сына, восемнадцатилетнего Николая, из училища