Николай Рерих - [3]

Шрифт
Интервал

Двенадцать верст трусят лошади лесами, топкими грязями, непросыхающими и летом, мимо деревень, которые называются Заполье, Законье, Леможа, мимо полей, обложенных теми же стенками бурых и серых, мохом затянутых валунов.

Селифаном зовут кучера; Селифан натягивает вожжи; крестьяне, работающие в полях, следят за сытой четверкой, за бричкой, в которой сидит сам «барон» Рерих или его детки.

Большая часть крестьян — переселенцы еще петровских времен: великий царь приказал согнать мужиков с их орловских, новгородских, псковских земель на земли новые, пустующие после изгнания шведов. Мужики, как водится, землю обрабатывают, но ею не владеют, хозяева — немцы да остзейцы. Многие из них действительно носят баронский титул, и простые люди, не разбирающиеся в генеалогии, называют баронами всех помещиков с нерусскими фамилиями. «Молодой барон Рёрик», — говорят крестьяне, когда Селифан везет светловолосого Николая.

Мужики выговаривают первое е как ё, что удивительно соответствует правильному скандинавскому произношению, которого всегда придерживались сами Рерихи и всегда нарушали другие, превращавшие скандинавское ё во французское э.

Молодой хозяин доезжает до традиционных белых столбов, обозначавших, как в тысячах других имений, въезд в усадьбу. Кажется — он родился здесь, в «Изваре», в добротном двухэтажном доме, который окружают крепкие конюшни, «молочная», сложенная из дикого камня, старинный желтый амбар с белыми колонками. В прихожей пахнет яблоками, старые ели шумят за окнами зала с угóльными диванами красного бархата, столовой с высоким буфетом, за окнами комнат для гостей, называемых, конечно же, зеленая и голубая — по цвету обоев.

Гостиная украшена хорошими копиями «малых голландцев»: опрятные служанки хлопочут в кухнях с плиточным полом, тучные стада щиплют траву возле мельниц — мир, домашний уют сопутствуют этим картинам. А над голландскими домиками и двориками возвышается прекрасная снежная гора, озаренная закатным солнцем.

Картина, изображающая гору, вроде бы осталась в «Изваре» после ее старинного хозяина, графа Воронцова. От Воронцова ведь пошло и самое название усадьбы «Извара», которую местные жители называли по-своему — «Изжарово». Им было неведомо, что Воронцов путешествовал по Индии, слышал там — «Ишвара», что будто бы означает «Милость богов», и этим добрым словом отметил свое владение в Царскосельском уезде.

В соседнем же имении «Яблоницы», кажется, обитал в екатерининские времена некий таинственный раджа, сохранились даже остатки разведенного им сада.

Эти романтические отблески не мешали новым владельцам «Извары» вести достаточно прибыльное хозяйство, толковать о клеверах и овсах, жаловаться на плутни управляющих, на лень работников.

Усадьба была прибыльной, недаром в год рождения старшего сына ее застраховали на солидную сумму: господский дом каменный, крытый железом, да амбар, да скотный двор, да птичий двор, да телятник, да винокуренный завод, да кузница, да экипажный сарай, да конюшни, да 30 голов лошадей и 72 головы рогатого скота, не считая плугов, сох, повозок, — Северное страховое общество оценило в 70 тысяч рублей. На скотных дворах, в кузнице, на винокурне трудились наемные работники. Их почему-то чаще всего звали Василиями: Василий Васильев, Василий Андреев, староста Василий Харитонов, для разнообразия — Филипп Васильев. Кормились при мызе женщины окрестных деревень — скотницы, стряпухи; получали гривенники за труд и ребятишки.

Крестьянские дети помогают родителям в сельских трудах; господские дети резвятся в еловой и липовой аллеях со щенятами, с ручным волчонком, катаются по парку на маленьких лошадках — Ваське и Мишке, а на веранде сидит матушка с шитьем в руках, наблюдает детские забавы.

Земляные валы сгоревшего погреба удобно превращать в крепостные валы, брать приступом, размахивая деревянными мечами. Коленька любит эти битвы, засады, оружие; недаром так запомнились золотые «папочные» латы, подаренные дядей. Первый деревянный меч изготовлен еще в Острове — рубил меч головы драконам — серым репейникам, затаившимся в бабушкином саду. С мечом в руках мальчик чувствует себя то ли скандинавским викингом, пришедшим на помощь соседям-русам, то ли самим русским богатырем, какой изображен на обложке детских книжек по истории. Книжки эти — любимое чтение Коленьки Рериха: как все господские дети, он не только резвился в аллеях, но рано начал заниматься грамотой, арифметикой, иностранными языками. И как положено, девятилетнего мальчика определяют в гимназию.


2

Гимназий в Петербурге было много — казенных и частных, дорогих и дешевых, славных на всю Россию и отъявленных на всю Россию, куда сдавали плохих учеников, как в солдаты.

Частные гимназии считались лучшими, чем казенные.

Гимназия фон Мая была одной из лучших частных гимназий.

Учиться «у Мая» значило иметь по-настоящему хороших учителей и сверстников из солидных семейств. Константин Федорович выбрал для своих наследников первоклассное учебное заведение, обучение в котором, конечно, стоило недешево. Старший сын в 1883 году прекрасно выдержал вступительные экзамены, сам директор Карл Иванович Май, погладив мальчика по светлым волосам, сказал: «Да ведь это — будущий профессор!» Для будущего профессора начались ранние вставанья, завтраки при керосиновой лампе, походы в гимназию с ранцем за спиной, в башлыке, повязанном крест-накрест. Походы, правда, недальние: всего в четырнадцатую линию того же Васильевского острова.


Еще от автора Елена Ивановна Полякова
Станиславский

Автор книги подробно прослеживает жизнь великого режиссера и актера, оказавшего огромное воздействие на развитие мирового театра. Станиславский предстает здесь продолжателем традиций реалистического театра и новатором, чья жизнь в искусстве во многом определила художественные свершения XX пека. Его спектакли, сценические образы, все его творческие открытия воссоздаются в тесной связи с общественной и художественной жизнью России, с поисками нового, революционного искусства в послеоктябрьские годы. В книге широко использованы архивные материалы, переписка, дневники, воспоминания самого Станиславского и его современников.


Театр Сулержицкого: Этика. Эстетика. Режиссура

Эта книга о Леопольде Антоновиче Сулержицком (1872–1916) — общественном и театральном деятеле, режиссере, который больше известен как помощник К. С. Станиславского по преподаванию и популяризации его системы. Он был близок с Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым, М. Горьким, со многими актерами и деятелями театра.Не имеющий театрального образования, «Сулер», как его все называли, отдал свою жизнь театру, осуществляя находки Станиславского и соотнося их с возможностями актеров и каждого спектакля. Он один из организаторов и руководителей 1-й Студии Московского Художественного театра.Издание рассчитано на широкий круг читателей, интересующихся историей театра.


Рекомендуем почитать
Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


История зеркала

Среди всех предметов повседневного обихода едва ли найдется вещь более противоречивая и загадочная, чем зеркало. В Античности с ним связано множество мифов и легенд. В Средневековье целые государства хранили тайну его изготовления. В зеркале видели как инструмент исправления нравов, так и атрибут порока. В разные времена, смотрясь в зеркало, человек находил в нем либо отражение образа Божия, либо ухмылку Дьявола. История зеркала — это не просто история предмета домашнего обихода, но еще и история взаимоотношений человека с его отражением, с его двойником.


Поэты в Нью-Йорке. О городе, языке, диаспоре

В книге собраны беседы с поэтами из России и Восточной Европы (Беларусь, Литва, Польша, Украина), работающими в Нью-Йорке и на его литературной орбите, о диаспоре, эмиграции и ее «волнах», родном и неродном языках, архитектуре и урбанизме, пересечении географических, политических и семиотических границ, точках отталкивания и притяжения между разными поколениями литературных диаспор конца XX – начала XXI в. «Общим местом» бесед служит Нью-Йорк, его городской, литературный и мифологический ландшафт, рассматриваемый сквозь призму языка и поэтических традиций и сопоставляемый с другими центрами русской и восточноевропейской культур в диаспоре и в метрополии.


Кофе и круассан. Русское утро в Париже

Владимир Викторович Большаков — журналист-международник. Много лет работал специальным корреспондентом газеты «Правда» в разных странах. Особенно близкой и любимой из стран, где он побывал, была Франция.«Кофе и круассан. Русское утро в Париже» представляет собой его взгляд на историю и современность Франции: что происходит на улицах городов, почему возникают такие люди, как Тулузский стрелок, где можно найти во Франции русский след. С этой книгой читатель сможет пройти и по шумным улочкам Парижа, и по его закоулкам, и зайти на винные тропы Франции…


Сотворение оперного спектакля

Книга известного советского режиссера, лауреата Ленинской премии, народного артиста СССР Б.А.Покровского рассказывает об эстетике современного оперного спектакля, о способности к восприятию оперы, о том, что оперу надо уметь не только слушать, но и смотреть.


Псевдонимы русского зарубежья

Книга посвящена теории и практике литературного псевдонима, сосредоточиваясь на бытовании этого явления в рамках литературы русского зарубежья. В сборник вошли статьи ученых из России, Германии, Эстонии, Латвии, Литвы, Италии, Израиля, Чехии, Грузии и Болгарии. В работах изучается псевдонимный и криптонимный репертуар ряда писателей эмиграции первой волны, раскрывается авторство отдельных псевдонимных текстов, анализируются опубликованные под псевдонимом произведения. Сборник содержит также републикации газетных фельетонов русских литераторов межвоенных лет на тему псевдонимов.


Мольер

Книга рассказывает о писательской, актерской, личной судьбе Мольера, подчеркивая, как близки нам сегодня и его творения и его человеческий облик. Жизнеописание Мольера и анализ пьес великого комедиографа вплетаются здесь в панораму французского общества XVII века. Эпоху, как и самого Мольера, автор стремится представить в противоречивом единстве величия и будничности.


Крамской

Повесть о Крамском, одном из крупнейших художников и теоретиков второй половины XIX века, написана автором, хорошо известным по изданиям, посвященным выдающимся людям русского искусства. Книга не только знакомит с событиями и фактами из жизни художника, с его творческой деятельностью — автор сумел показать связь Крамского — идеолога и вдохновителя передвижничества с общественной жизнью России 60–80-х годов. Выполнению этих задач подчинены художественные средства книги, которая, с одной стороны, воспринимается как серьезное исследование, а с другой — как увлекательное художественное повествование об одном из интереснейших людей в русском искусстве середины прошлого века.


Алексей Гаврилович Венецианов

Книга посвящена замечательному живописцу первой половины XIX в. Первым из русских художников Венецианов сделал героем своих произведений народ. Им создана новая педагогическая система обучения живописи. Судьба Венецианова прослежена на широком фоне общественной и литературно-художественной жизни России того времени.