Николай Рерих - [5]
— А то что такое? — допрашивал собравшийся народ старых людей, указывая на далеко мерещившиеся на небе и больше похожие на облака серые и белые верхи.
— То Карпатские горы! — говорили старые люди. — Меж ними есть такие, с которых век не сходит снег, а тучи пристают и ночуют там.
Тут показалось новое диво: облака слетели с самой высокой горы, и на вершине ее показался во всей рыцарской сбруге человек на коне, с закрытыми очами, и так виден, как бы стоял вблизи».
«Именно не реализм Гоголя, но его высокая духовность и тонкая потусторонность особенно увлекали», — напишет Рерих через много лет. Пока же, на радость учителю рисования, старательно иллюстрирует «Вечера на хуторе».
Больше всего увлечен гимназист историей. Он добросовестно учит хронологию и перечень королевских династий по учебникам. Но прошлое оживает не в учебниках, одобренных министерством просвещения, но в строках о князе, навстречу которому выходит из темного леса старик, покорный Перуну. Кудесник — в домотканой рубахе, Олег — в тяжелой броне. Деревянный идол — Перун, белый череп коня, курган, на котором пируют воины. Воскресает прошлое в древнем слове о походе путивльского князя: скрывается за холмом родная земля, лисицы брешут на красные щиты, темнится, меркнет солнце и женщина рано плачет на городской стене.
Свое ощущение истории гимназист пытается выразить в литературных опытах: тщательно переписывает он в тетрадку стихотворения — «Ушкуйник», «Ронсевальское сражение», явно навеянные историческими балладами Алексея Константиновича Толстого. Старательно готовит сочинения о древнем Новгороде и княгине Ольге. Юный петербуржец, еще не бывавший в Москве, уверенно отдает предпочтение «оригинальной» древней столице перед «заграничной», новой. Учитель выводит за это сочинение четверку и синим карандашом ставит вопросительный знак —? — перед фразой: «Не правда ли, теперь Москва имеет вид, если только можно сделать такое сравнение, бабушки, у которой чепец свернулся на сторону, а Петербург подтянулся, вытянулся, словно солдат на часах».
Прошлое Земли увлекает ученика гимназии фон Мая. Огромные пространства Земли, пространства дальних стран, где города соединяют не железные дороги, но караванные тропы. Как все российские гимназисты восьмидесятых годов, читает Николай журналы «Живописное обозрение», «Вокруг света», «Природа и люди», где соседствуют описания «первого случая смертной казни посредством электричества», фантастический роман о похождениях космонавтов, запросто перелетающих с Луны на Меркурий, и бесконечные очерки об аборигенах Австралии и Америки, о битвах между крокодилами и тиграми, которые якобы наблюдали собственные корреспонденты «Вокруг света» в Индии.
Индия — излюбленная страна, откуда идут вести в журналы для юношества о сокровищах, скрытых в джунглях, о неведомых племенах, приносящих человеческие жертвы, о статуях Будды, которые с бесстрастной улыбкой смотрят на людскую суету, о самых высоких в мире горах. У родителей в гостях бывает не только химик Менделеев и правовед Кавелин; востоковед Голстунский рассказывает историю народов Азии, ученый-монголист Позднеев — о том, как уходят караваны из русского города Кяхты в голубые горы Центральной Азии, как интересна культура кочевых племен, сказания народных певцов о хане Гэсаре — провидце будущего, защитнике своего народа. Вероятно, не обходится без разговоров о трудах еще совсем молодого, но уже широко известного философа и поэта Владимира Сергеевича Соловьева, который противопоставляет изменчивую Европу недвижному Востоку.
Все дети слышат эти рассказы, но Володя привержен сельскому хозяйству, Лиля — домашнему хозяйству; слышат все, помнит только старший. Он прилежен, послушен, получает свои пятерки и четверки в классах; Константин Федорович уверен, что сын будет его преемником в юридических делах, а может быть, исполнит предсказание Карла Ивановича — неплохо быть профессором юридического факультета в ближнем Императорском университете. Сам же «будущий профессор», аккуратно раскрашивающий карту, мечтает увидеть истоки великих рек и снежные вершины, отмеченные на этой карте.
Гораздо меньше, чем другие «майские жуки», принадлежит он Петербургу, его серой осенней мороси, белым ночам, нисходящим на проспекты. Все вакации проводит гимназист в «Изваре»: до Гатчины сорок пять верст, да от Гатчины до Волосова тридцать шесть, а там — Селифан, бричка, зеленый летний лес, белый зимник рождества, пасхальная распутица.
Уже не по парку на маленьких лошадках вроде пони катается Коленька — он становится прекрасным наездником, легким на ногу пешеходом, который может пройти многие версты, уверенно ориентируясь по солнцу и звездам. Семья этому не препятствует: штольцевское, крепкое, деловое начало свойственно Рерихам; детей растят не Обломовыми, их хорошо учат и воспитывают, но не ахают: «Ушибешься!», «Голову напечет!» — когда мальчик объезжает лошадь Ласточку или попросту пилит дрова. Константин Федорович заставляет сыновей наблюдать за работой, за ремонтом. Сам он входит в тонкости сельского хозяйства, берет с крестьян за потравы, негодующе рассказывает, как мужик запустил лошадь в господский клевер, выпросил затем, кланяясь и причитая, эту лошадь (уплатив штраф в три рубля) и тут же отправился на ней воровски косить господскую траву.
Эта книга о Леопольде Антоновиче Сулержицком (1872–1916) — общественном и театральном деятеле, режиссере, который больше известен как помощник К. С. Станиславского по преподаванию и популяризации его системы. Он был близок с Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым, М. Горьким, со многими актерами и деятелями театра.Не имеющий театрального образования, «Сулер», как его все называли, отдал свою жизнь театру, осуществляя находки Станиславского и соотнося их с возможностями актеров и каждого спектакля. Он один из организаторов и руководителей 1-й Студии Московского Художественного театра.Издание рассчитано на широкий круг читателей, интересующихся историей театра.
Автор книги подробно прослеживает жизнь великого режиссера и актера, оказавшего огромное воздействие на развитие мирового театра. Станиславский предстает здесь продолжателем традиций реалистического театра и новатором, чья жизнь в искусстве во многом определила художественные свершения XX пека. Его спектакли, сценические образы, все его творческие открытия воссоздаются в тесной связи с общественной и художественной жизнью России, с поисками нового, революционного искусства в послеоктябрьские годы. В книге широко использованы архивные материалы, переписка, дневники, воспоминания самого Станиславского и его современников.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Книга Авермата — это биографическая повесть о главе фламандской школы живописи П.-П. Рубенсе. Всесторонне одаренный, блестяще образованный, Рубенс был художником огромного творческого размаха, бурного темперамента. Прирожденный живописец-монументалист, талантливый дипломат, владеющий несколькими языками, ученый-гуманист, он пользовался почетом при королевских дворах Мадрида, Парижа и Лондона. Обо всем этом живо и увлекательно рассказывается в книге.
Перед вами биографическая повесть о жизни и творчестве художника, великого голландского мастера, Рембрандта ван Рейна.Послесловие И. В. Линник.
Книга посвящена замечательному живописцу первой половины XIX в. Первым из русских художников Венецианов сделал героем своих произведений народ. Им создана новая педагогическая система обучения живописи. Судьба Венецианова прослежена на широком фоне общественной и литературно-художественной жизни России того времени.