Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат - [102]

Игнатьев пытался спасти ситуацию, предлагая реализовать решения конференции с помощью непосредственного русско-турецкого соглашения. Но Горчаков осознавал бесперспективность этого и хотел действовать в согласии с «европейским концертом». Русская дипломатия в последний раз попыталась организовать демарш держав, направив Игнатьева в Вену, Берлин, Париж и Лондон для выработки общей позиции.

Сразу же после того как турки отвергли решения конференции, Игнатьев, как и другие послы, в знак протеста покинул турецкую столицу и отправился в Россию. Ввиду зимнего времени он не мог ехать через Одессу и решил избрать маршрут через Афины с намерением выяснить позицию Греции в отношении предстоящей русско-турецкой войны, в близком будущем которой посол не сомневался.

Болгарская диаспора в Афинах восторженно встретила посла. Перед отелем, где он остановился, постоянно устраивались приветственные демонстрации. В Афинах Игнатьев имел беседы с королем Георгом I, премьер-министром, некоторыми политическими деятелями. Настроение в греческой столице было воинственным, король заявил послу, что будет готовиться к войне с Турцией[526]. Однако Игнатьев был встревожен антиболгарской позицией греческих политических сфер. Он отметил, что в Греции преимущественно интересуются Македонией и Фракией (где был большой процент болгарского населения), нежели Эпиром, Фессалией и островами с греческим населением. Греческие лидеры прямо заявили послу, что они озабочены проболгарской политикой России. Этим обстоятельством воспользовалась Англия, усиливая свое влияние в Греции.

Прибыв в Петербург, Игнатьев стал заверять Горчакова, что война неминуема и чем скорее она начнется, тем лучше. Армия с осени стояла под ружьем, страна несла огромные расходы. Турки между тем использовали перемирие для закупки вооружения, поставляемого из Англии, Германии и США, и подготовки армии. 12 февраля 1877 г. Игнатьев подал обширную записку Александру II, где предлагал договориться о совместном выступлении против Турции с Сербией, Румынией, Черногорией и Грецией, вызвать восстания в Албании, Болгарии, Турецкой Армении, Курдистане, используя для этого своих агентов. Эти выступления предполагалось начать, как только русская армия перейдет Дунай[527]. План этот в некоторой части основывался на реальных фактах. Так, в Афинах Игнатьева посетили капетаны (предводители) из Эпира и Фессалии и заявили о своей решимости поднять восстание в случае начала войны. Однако для реализации такого масштабного плана требовалась серьезная подготовка. План Игнатьева нашел некоторое отражение в действиях русских консулов, которые поддерживали намерение капетанов поднять восстание в Южной Албании, Фессалии и Македонии[528].

Далее в записке говорилось о целях войны. Игнатьев полагал, что главной целью должно являться не столько проведение реформ в христианских провинциях, сколько разрушение Османской империи и изгнание турок из Европы. Он стремился показать в записке, что ожидать согласия с европейскими державами по Восточному вопросу вряд ли возможно. Отказ же от войны лишит Россию ее преимущества на Балканах и авторитета среди христиан, а также уронит ее престиж в Европе. Война является самым действенным средством решения Восточного вопроса, и дальнейшее ее оттягивание невозможно. Поскольку Австро-Венгрия была в глазах Игнатьева ненадежным союзником, он предлагал ориентироваться главным образом на Германию, рассчитывая, что она умерит агрессивность Вены и предоставит России заем[529]. Представляется, что Игнатьев в это время еще считал Германию «меньшим злом» для России и не видел, что Берлин стоит за спиной Вены.

В Петербурге в беседах с Д. А. Милютиным и авторитетным военным специалистом Н. Н. Обручевым Игнатьев развивал мысль о том, что главным театром войны должен быть Кавказ, а не Балканы. Боевые действия на Кавказе, полагал он, будут эффективны и предотвратят восстание горцев, которое могут спровоцировать турки. На Балканах же существуют серьезные естественные преграды (весенний разлив Дуная, трудно проходимые горные массивы), а также возможно вмешательство Австро-Венгрии и Англии. Но Милютин и Обручев выступали за то, чтобы основные военные действия велись на Балканах, где русскую армию могли поддержать славяне.

Горчаков настаивал на поездке Игнатьева в европейские столицы, сам же посол считал это напрасным переводом времени. Отъезд был назначен на 18 февраля 1877 г. Официальным предлогом поездки называлась необходимость совета с европейскими окулистами (Игнатьев действительно страдал болезнью глаз, а к концу жизни совсем ослеп). Накануне отъезда была получена телеграмма от Солсбери, который, получив нагоняй от Дизраэли за Константинопольскую конференцию, умолял не приезжать в Лондон и предлагал встретиться с Игнатьевым на материке. Император разрешил Игнатьеву не ехать в Лондон. Послу дали текст протокола, включающего требование к Порте провести принятые конференцией преобразования.

В Берлине, который Игнатьев посетил первым, его довольно благожелательно встретил Бисмарк. Германский канцлер не советовал уклоняться от войны. «Было ясно, – писал Игнатьев, – что князь Бисмарк склонялся на сторону войны, рассчитывая использовать ее последствия в интересах немецкой политики»